Секс-няньки по соседству

Срывает по бешеному, обхватываю ствол и сразу набираю дикий темп.

Она совсем рядом, в соседней комнате и это возбуждает нервные окончания, готов взорваться в свою руку прямо сейчас как сопляк, увидевший киску впервые.

Разозлила своими выкидонами! Далеко не железный. И плевать, что военный. Я в первую очередь — мужик и когда передо мной красивая баба, которая так и нарывается, держать себя практически нереально. И мозг не хочет думать, кто она и что с ней так нельзя.

Какого хуя решила пойти на сраное свидание с хлюпиком, который не достоин ни капли ее внимания. Хотелось повырывать ему руки за то, что прикасался к чужому, и засунуть ему их глубоко в задницу. Туда же отправить и его глаза, которые он не мог оторвать от неё. А Катя сама хороша, кинулась к нему на встречу.

Наказать. Грубо и жестко. Так, как заслуживает. Ни капли жалости.

Нельзя… блять…

В голове вырисовываются картинки, где я врываюсь в ее комнату, хватаю за шикарные булки и опрокидываю на пол, резким движением рву ее платье спереди, предоставляя своим жадным глазам ее округлые сиськи с торчащими манящими вершинами.

Ставлю раком, накручиваю на руку ее волосы и вдавливаю в пол. Задираю ее слишком короткое платье, пропуская возражения мимо ушей, и пропихиваю свой хер в узкую дырку до предела, не заботясь об ее удобстве, упираясь прямо в матку.

Тараню. Выбиваю из неё все дерьмо. Она орет от боли и экстаза. Давлю пальцем в ее задний проход, подготавливая для своего погружения.

Задницы моя слабость. И кончать я буду именно в неё. Именно я.

Сука должна знать свое место. Раздвигать ноги в стороны по одному лишь взгляду. Открывать рот только для того, чтобы сосать хер по самые гланды. Глотать сперму и с мольбой смотреть в глаза, прося любить ее дальше. Желая получить освобождение.

Но плохим девочкам это недозволенно, освобождение она должна заслужить. Только после многочасовых отработок. Когда слез и мольбы больше не останется, когда она не сможет и слово вымолвить, лишь взгляд будет показывать ее покорность, только тогда она получит свою сладкую боль.

Эти фантазии доводят до точки невозврата, и я взрываюсь с глухим стоном в свой кулак, чувствую покалывание во всех мышцах сразу.

Катя, Катя, что же ты делаешь со мной.

Вытираю остатки своей слабости трусами девушки, уже зная, что больше всего желаю заставить ее ходить в них весь день. Да, и пусть знает, что наш запах смешался и это только начало.

Мысли сжирали изнутри, что мы не можем ее трахать, но играть-то никто не запрещал… никто же и не узнаёт, если отыметь ее в рот, к примеру.

Хочется же. Пиздец как. Но и ломать ее дальше нельзя. Не хочу видеть ее такой, какой она показала себя сегодня. Лишь бы освободиться. Я желаю добровольно.

Даже можно со всей этой чепухой, с романтикой. Ну или что там эти парочки влюблённые делают, я хрена знает.

Я так-то готов, почему бы нет? Но не так. Точно не так.

А делать-то что? Блять.

Проблемная она стала до жути. Упёртая. Как и Ренат. Они оба не хотят приходить к общему решению, не могут даже нормально разговаривать.

Друг давит, но я поддерживаю. Но чуть остужаю его пыл. Так бы он давно запер Екатерину в подвале на полгода и это далеко не шутки. Он реально предлагал.

И возможно… возможно был бы прав. Ситуация, в которую мы попали, пиздец какая неприятная.

Чувствую это ещё далеко не конец, и она ещё покажет зубки после произошедшего. Но пусть только попробует ещё что-то выкинуть, она объявила нам войну, не понимая, что воевать наше с Ренатом любимое дело.

Кстати о друге…

Глава 28

Выхожу на его поиски и нахожу на кухне с уже открытой бутылкой вискаря. Когда успел?

Сидит расслабленно на стуле, выпуская сигаретный дым из легких, смотрит пронзительно и понимающе. А у самого глаза уже блестят. Нажрался.

Да, блять, я дрочил! Он ржет, так как видимо прочитал эту фразу на моем лице. Кусок идиота.

— Я тебе об этом и говорил, она сущий дьявол. Не ангел, как ты привык ее называть, — поднимает бутылку вверх и делает глоток.

Он прав. Однако, даже сейчас она остаётся для меня чем-то запредельно нежным и милым. Не побоюсь этого слова… любимым. Неприкосновенным.

— Щепотку воспитания. Пару наказаний. Будет шелковой и послушной, — говорю четко, веря в свои предположения.

Бабе не хватает ежедневной порки.

Сажусь напротив и забираю у него бутыль, делаю несколько больших глотков, решаясь надраться и отрубиться в итоге. Чтобы этот день уже, наконец, закончился и наступил новый.

— Я бы не ставил на это надежд, друг. Я помню ее, когда она была крохой, уже тогда она показывала свои зубки, — Ренат откидывается на спинку стула и, кажется, погружается в воспоминания.

— Не припомню такого, — хмурю брови, пытаясь вспоминать что-то подобное.

— Да, да, ты не замечал, но она не хуёво манипулировала, каталась на твоей шее и в прямом, и в переносном смысле этого слова, — ухмыляется скотина. — А ты был счастлив выполнять любую прихоть маленькой засранки.

Мне кажется… я и сейчас готов предоставить свою шею для ее личного пользования.