Секс-няньки по соседству

Катя натирала розовой мочалкой свои тоненькие ручки. Причём так энергично, словно хотела содрать с себя кожу. Член упёрся в ширинку и хотел уже рвался на свободу. Под струи теплой водички, в мокрые ручки, во влажное нутро.

Разве я могу сопротивляться желанию своего бойца быть чистым?

Как можно тише я снял с себя лишнее, уже реально как наждачка, натирающее шмотье.

Медленно ступил на мокрый кафель и уже потянулся руками к манящей, влажной коже. Как вдруг она развернулась и заехала мне мочалкой прямо в рожу.

— Бля, Катя!

— Захар?! — удивленно вскрикивает она, а потом чуть усмехается и стирает с лица обильную пену.

И… Замирает, стоя вот так, обтекаемая потоками воды. Невероятная, прекрасная. Если, еще даже не моя.

— Что ты здесь делаешь? — приходит она в себя, а меня наоборот начинает косить.

Как будто пару литров вина выпил, экстази вкинул. Мочалку розовую провожу вниз по телу. Зная, что она проследит взглядом.

— Не видно? Искупаться пришёл.

И в подтверждение своих слов, отодвинул ее немного в сторону и встал под теплые струи воды. Сменил на более горячую.

Выбросил мочалку, чтобы могла посмотреть с каким богатством я к ней пришел. Впрочем, и ей было, что показать.

Маленькие синяки украшали загорелую кожу, делая ещё более сексуальной, ведь я знаю, что сам оставил многие из них.

Она все еще недоумевает, словно находится в трансе, но тут же отмирает, когда хватаю ее за талию и тяну к себе.

— Захар, уходи. Немедленно! — верещит она и пытается меня оттолкнуть.

Но как-то неуверенно, словно не хочет, чтобы я уходил. Я тут же даю ей еще шанс хорошо подумать, хочет ли она сопротивляться, когда прижимаю стояк к ее животу.

Бля-я, даже заурчать захотелось.

А член мысленно заставить не дергаться в пред оргазменных судорогах.

— Никуда я не пойду, пока мы не поговорим и не потрахаемся, — рычу ей в лицо.

— Я не буду… Я не могу…

Не даю ей договорить и хватаю за упругую, скользкую задницу, притягивая сильнее к себе. Захватываю мягкий ротик в плен губ. Целую. Целую. Языком внутри жадно орудую. Трусь о девичье, подрагивающее тельце, хочу уже загнать ствол по самые помидоры.

Чтобы бились смачными шлепками, чтобы кричала, как сука, чтобы стягивала влагалищем, как перчаткой.

Блять, майор Одинцов, в руки себя возьми!

Да, не могу. Продолжаю углублять поцелуй, который таковым не является. Это совокупление в чистом виде. Звериная прелюдия перед еблей.

Пожираю ее губы, кусаю за подбородок и веду вниз языком по шее. Чувствуя, как она острыми ноготочками впивается в плечи. Пытается отстраниться, сбежать.

Нет, я не могу ей этого позволить. Не дам снова меня игнорировать.

Разве я заслужил такого обращения к себе? Так она платит мне за мою любовь? А может самое время для признания? Раз той ночью она не поняла или не услышала.

— Катя… Я же соскучился. Зачем ты так со мной? — не узнаю свой голос.

От этой ванили тошно. Но я потерплю, чтобы потом жёстко ее выебать во все щели. Чтобы поняла, что романтики в нашей супружеской постели будет немного.

Супружеской? А что, это ведь отличная идея!

Глава 49

После моих слов она только сильнее начинает сопротивляться. Отталкивает. Старается.

Хватаю ее за подбородок и в глаза ее бездонные смотрю. И почти отшатываюсь, сколько же там боли. Мне просто необходимо ей помочь. Загородить своей широкой спиной. Забрать ее себе, чтобы больше не страдала. Ведь это же моя обязанность, как ее мужика.

Видно, заебали мы ее своими выходками, конкретно. Но ведь и она нам мозг не хреново так вытрахала.

Маленькая моя.

— Захар, просто уходи-и… — тянет она, но неосознанно притягивает к себе. Руками за плечи. — Прошу тебя, оставь меня в покое. Оба оставьте.

Ее глаза краснеют, и я понимаю, что она начинает плакать, прятать от меня взгляд. Но я беру ее лицо в свои руки. Долго всматриваюсь, ища ответы. Не нахожу.

Она продолжает хлюпать носом, и я наклоняюсь к ней. Касаюсь ее горячих губ своими. Не проникаю внутрь языком, а лишь нежно ласкаю.

Шепчу несуразицу, а у самого сердце вскачь. Это не симпатия, и даже не желание или похоть. Это болезнь. Ощутимая и неизлечимая. Катя мне нужна, чтобы кони не двинуть. И пока она дерется, пока смеется, пока живет, жив и я. А когда она в себе закрывается, хочется сдохнуть.

Если не это любовь, тогда я ничего не видел в жизни. Ничего о ней не знаю.

Без нее воздух отравлен, а с ней, словно ливнем все смыло. Дышать легче. Жить хорошо. С ней очень хорошо.

— Люблю тебя, — признаюсь открыто и без сомнений. А у самого в этот момент как огромная глыба с души спала и губы растягиваются в довольной улыбке. — Люблю… Люблю, Катюш.

Повторяю, снова и снова, покрывая ее соленые щеки поцелуями. Поглощаю в себя всхлипы, мну руками напряженное тело.

Кроет по страшному и хочется завыть от счастья, заорать на всю кабину, закружить ее в своих руках. На лопатки уложить и долго, долго доказывать ей свою любовь.

— Не говори этого… — произносит хрипло, так тихо, что сердце делает кульбит. — Не говори, если это неправда…

— Правда, правда. Настоящие пацаны такими словами не разбрасываются. Не веришь? — спрашиваю и вижу, как она хочет верить, но качает головой.