Секс. От нейробиологии либидо до виртуального порно. Научно-популярный гид

Таким образом, репродуктивный потенциал самцов напрямую зависит от того, сколько сексуальных партнерш у них было, а у самки богатый любовный опыт не приводит к заметному увеличению количества детей. Зато для самок значимо качество генов, полученных от самца, и помощь в уходе за детенышем. Самцу выгоднее осеменить все, что движется (но, с другой стороны, шансы потомства на выживание будут выше, если за ним ухаживать), самке – найти максимально надежного и заботливого по отношению к потомству самца и навязать ему отцовскую роль. В идеале у него должны быть и прекрасные гены (и тут надежнее держать на примете нескольких хороших самцов, чем выбирать одного самого лучшего – ведь в выборе можно и ошибиться), но гены, впрочем, можно позаимствовать и у какого-нибудь резвого, сильного и привлекательного раздолбая – чтобы у детей было больше шансов на выживание и продолжение рода. Привет, двойные стандарты!

Чтобы это вечное соревнование интересов стало еще увлекательнее, хитрые приматы (не все, но некоторые виды – определенно бонобо и Homo sapiens, возможно, также гориллы, орангутаны и некоторые другие – но это точно не доказано) придумали такую замечательную штуку, как скрытая овуляция. Человеческая самка каждый месяц готова заводить потомство, но со стороны не поймешь, когда именно (хотя есть свидетельства, что мужчины все же умудряются как-то «угадывать» нужный момент – например, исследователи из Университета Нью-Мексико доказали, что стриптизерши получают больше чаевых в период овуляции)[105]. Поэтому самцу сложнее уследить, от кого будет очередной детеныш, и проще пресекать любые попытки партнерши спариться с другими и, соответственно, взять на себя определенные обязательства. В итоге эта система сдержек и противовесов приводит к вполне расчетливой моногамии, в то время как запасные репродуктивные стратегии (оплодотворить как можно больше партнерш для мальчиков и найти партнера с «фулл-хаусом» самых подходящих генов – для девочек) тянут нас в совершенно другую сторону. При этом считается, что слабый пол мотивируется на секс скорее экономическими соображениями (в обмен на ресурсы и безопасное материнство).

Получается, эволюционная теория оправдывает многие сексистские стереотипы, от которых так хотело бы отказаться продвинутое общество. Женщины от природы склонны ждать от самца ресурсного обеспечения, мужчины от природы больше склонны менять партнерш как перчатки. Прямо скажем, звучит это не очень обнадеживающе, но что поделать: ряд достаточно крупных исследований говорит в пользу того, что хотя бы в некоторых отношениях мальчики – с Марса, а девочки – с Венеры.

Например, студентов колледжей спросили, сколько партнеров они хотели бы иметь за определенные периоды времени – от ближайшего месяца до всей последующей жизни[106]. Для мужчин среднестатистической мечтой оказались шесть партнерш в год, для женщин – один партнер. Это соотношение не изменилось и при опросах в скандинавских странах, где женщины наиболее независимы в экономическом плане. Если же обратиться к исследованиям на животных, то новая партнерша возбуждает самца гораздо больше, чем новый партнер – самку (впрочем, эксперименты для разных полов проводились на разных биологических видах, так что есть вероятность, что сыграли роль какие-то побочные факторы)[107].

Насколько моногамия естественна?

Возврат к «натуральному» сегодня невероятно моден – так, пару лет назад очень популярной стала так называемая палеолитическая диета. Суть ее в том, что раз уж наши предки времен палеолита питались мясом, рыбой, фруктами, овощами и орехами, а молока и круп не ели (просто они тогда не очень умели их добывать), то это и есть самое подходящее питание для особей нашего вида. Впрочем, если уж возвращать палеолитическую моду, можно не останавливаться на диете. Как насчет создания палео-семьи? Следуя логике современных диетологов, эта форма отношений тоже должна быть как нельзя более подходящей для нас.

Осталось лишь разобраться, какой именно должна быть такая семья. И тут возникает проблема. Человечество начало так или иначе описывать свою историю около 3200 лет до н. э.[108] Поэтому для того, чтобы выяснить, как жили наши более далекие предки, ученым приходится строить гипотезы и затем подтверждать (или опровергать) их с помощью косвенных свидетельств.