Секс-символ (СИ)

— Нет, но генетические мутации — штука коварная. Никогда не знаешь, что может родиться, — Джерри изучал предметы на столе, от палочек перейдя к квадратным тарелкам и гуиноми — чашечкам для сакэ. — Я болен, я говорил это. Я живу на лекарствах, — он с вызовом запрокинул голову. Порой очи его так светлели, из зелёных превращаясь в серебристо-белые и уподобляясь хрусталю, что Фэр это пугало. И сейчас, взгляд его, заледенев, смотрел в никуда. — У меня врождённая генетическая мутация. Если бы не Гильермо, доктор Гильермо, не знаю, что было бы со мной. Он раньше работал в «Центре эстетической медицины», специализировался на врождённых уродствах. Ему благодаря, люди обретали шанс на новую жизнь.

— Поэтому ты сделал вазэктомию?

— Эмм… — он осматривал рисунок на токкури — графине для сакэ. Фэр чувствовала, что Джерри подбирает слова. — Я не настолько садист, чтобы заводить детей. Позволить моим детям родиться и унаследовать такие гены — это верх жестокости и цинизма. И вообще я предпочитаю животных. Они милее, добрее и не отрубят руку, которая их кормит. Чего о детях не скажешь. Ну всё, баста! Думаю, хватит откровений! — прервал Джерри сам себя. — Идём наверх, май дарлинг. Сегодня хороший день, не будем его портить, — взяв Фернанду за талию, он прижал её к себе. — Ты не испугалась?

— Чего?

— Того, что я сказал.

— О болезни? Нет. А чего бояться? — Фэр потёрлась щекой о его плечо, коснулась губами ямочки на подбородке. — Передо мной нормальный человек, с руками, с ногами, с красивым лицом. А детей у нас не будет. Чего бояться?

— Ты права, — и Джерри увёл Фернанду на третий этаж.

На крышу Фэр не полезла. Сев в качели-гамак и перебирая мягкую шёрстку Дамаса, она любовалась на Джерри сквозь потолок. Он стоял на крыше, гипнотизируя взглядом усеянное звёздами небо — кусок тёмно-синего бархата. Фернанда знала — он рассказал далеко не всё. Это лишь обломок айсберга прошлого. Но то, что Джерри коснулся сложной темы, открыв пару интимных вещей — про вазэктомию и свою болезнь — значило многое.

Фэр улыбнулась, решив его не торопить — сам дозреет. И, глядя на Джерри, статного, красивого, великолепного, она окончательно поняла: он — тот мужчина, который ей нужен.

Утром Джерри Фернанду озадачил. Пока она нежилась в постели, он ушёл ванную, затеяв некую беседу по телефону.

— Я знаю, что согласился на это сам, — твердил он кому-то. — И не стоит напоминать мне об обещаниях! Я всегда их выполняю. Но у меня есть право и на личную жизнь. И я не могу делать всё один. Ты мне не помогаешь. Сделай хоть что-то полезное, к конце концов!

Фэр не разоблачила своё бодрствующее ухо, и, когда Джерри вернулся в комнату, она прикинулась «спящей красавицей». Он разбудил её поцелуями и объявил, что уходит. Сначала на студию звукозаписи — писать демо-версию новой песни; затем в класс хореографии — на репетицию концертного номера. А после обеда его ждало интервью на «Телефе», в знаменитом «SG» — шоу Сусаны Хименес. Джерри звал Фернанду с собой, но она решила: и ей надо поработать.

К десяти утра Фэр явилась в комиссариат. Но, ожидая угодить в новые серые будни, она попала в грозовую тучу. В комиссариате царило напряжение — полицейские ходили с вытянутыми лицами, будто их шандарахнуло током, а взвинченный комиссар аж охрип, так накричался за утро. Сидя в кабинете при тридцатиградусной жаре и отключенном кондиционере, с горлом, замотанным тёплым шарфом, он пил ромашковый чай.

Выяснилось: три месяца назад всех копов-мужчин обязали пройти ежегодную медкомиссию. И у одного человека обнаружился ВИЧ. Фэр испытала шок, узнав имя неудачливого коллеги — Бернабэ Кастро. Получив диагноз «позитив», он сделал ещё анализ — в день инцидента с Агустиной пришёл в клинику доктора Гильермо, изобразив, что хочет стать донором. Результат подтвердился, но Берни скрытничал, пока итоги медкомиссии не стали известны всем. И тогда комиссар подписал приказ об увольнении.

— Да он заразит всех! — грозно бацал комиссар кулаком по столу — чашка с чаем подпрыгивала, звеня ложечкой. — Нет-нет, я рисковать здоровьем и репутацией отделения не могу!

Фэр не была с ним согласна. ВИЧ — не повод для отказа в работе. Но про себя выдохнула. Хорошо, что у неё с Берни секса не было!

Она провела день в растрёпанных чувствах. Ещё и Амадо добавил. Отсидев трое суток в камере, он вопил, что не помнит, зачем хотел вспороть живот Вирхинии. Пожалев его, Фернанда запросила у судьи разрешение Амадо отпустить под залог.

Огорчённая инцидентом с Берни, она приехала домой к восьми вечера. У парковки столкнулась с сеньорой Эрикой, экс-куратором Агустины. Та зачастила в гости к их соседу, Эрнесто Лареа. Сеньора Эрика пояснила, что её пришибло одиночество, когда она села на Карла — своего домашнего скорпиона, и убила бедняжку. Поэтому, от скуки, она решила завести мужчину, а сеньор Лареа — человек милый. Куратор спросила об Агус, которая упорно депрессировала наедине с гаджетами, и сообщила: директриса задумала из школы уйти — стрессы её допекли.