Очередная неоновая вывеска. Кажется, это не гей-клуб. Точно, не гей. Здоровенный охранник преграждает дорогу. Допрашивает, кто такой и зачем сюда пришел. У него короткая мужская стрижка, бычья шея, серые брюки. Белая рубашка с галстуком обтягивает странно накачанную грудь. Грудь! Это же… Женщина! «Добро пожаловать в женский клуб!» Неужели мои ночные испытания еще не окончены? Отступать поздно. Ну что ж, войдем. Меня усаживают за столик к двум красивым девушкам – мужчине здесь одному находиться нельзя. Спрашиваю, можно ли их чем-нибудь угостить. Мне отвечают недоуменными взглядами. Смотрю вокруг – здесь все девушки парами, они заняты исключительно друг другом, но мне все равно становится не по себе, и я решаю быстро выпить и поехать домой. Но внезапно тяжелая рука ложится мне на плечо. Серые брюки, белая рубашка, галстук, накачанный торс и короткая стрижка. Обладательница всего этого улыбается и басит мне с высоты метра и девяноста сантиметров: «Намерена пригласить вас на танец!» Все смотрят на нас без тени улыбки. Понимаю: я здесь что-то вроде экзотики. Мы плывем в танце и оба пытаемся вести. Я больше выпил, и быстрее сдаюсь. Меня кружат сильные женские руки, а на ухо ложится ее фраза: «Никого не бойся, мы совсем не агрессивные!» Она предлагает мне выпить у стойки бара и щедро расплачивается сама. Я пью и соображаю, что делать дальше. В туалет не пойти – здесь мужского быть не может, нечего и спрашивать.
Впечатления более чем странные. Мне приходилось видеть женственных мужчин. Но они все равно были мужчинами. А сейчас вокруг меня… тоже были мужчины. А вовсе не мужиковатые барышни. Моя партнерша по танцу – она например, так пожала мне на прощание руку, что моя кисть хрустнула. Впрочем, от меня явно ждали бабьего взвизга и крика: «Ты что, больно же!» Я сдержался.
Озираюсь по сторонам. И опять вижу знакомое лицо. Это же моя секретарша! Она делает мне знак, и мы встречаемся в укромном уголке клуба, за большой пальмой. Она сбивчиво объясняет, что статью уже почти закончила, здесь оказалась совершенно случайно, и вообще… Дальнейшее помнится смутно. Секретарша у меня, слава богу, не пьет, она за рулем. Она отвозит меня домой, на прощание почему-то целует в ставшую небритой щеку и обещает быть на работе рано утром как штык. Я поднимаюсь в квартиру и обнаруживаю полнейшую темноту и тишину. На кухонном столе под мягким полотенцем меня ждут две еще вполне горячие и очень вкусные котлеты. Они выглядят до крайности сексуально! Почему-то вид котлет действует на меня безумно возбуждающе. На ходу раздеваясь, я устремляюсь в спальню. Две котлеты оказываются единственным признаком жизни в моей квартире. В спальне никого нет: ни ее самой, ни платья, ни записки. Ушла.
Позже позвонила моя одноклассница с благодарственными словами. Результат анализа на СПИД у ее сына оказался отрицательным, а случай с уколом в клубе – простым розыгрышем.
Его одолевает бессонница. А что делать в пять утра, когда нет уже больше сил ворочаться в кровати? Выбор средств борьбы-то небогатый: водка-снотворное. Или все сразу. Ему это не помогает. Он лежит и думает, он лежит и просто вспоминает. А вот интересно, когда ему было не заснуть впервые в жизни? И вдруг его осенило. Он абсолютно четко увидел себя, пятилетнего, на даче. Его уложили спать. Он один в темной комнате, родители с друзьями во дворе играют в карты. У их стола стоит ведро с подожженным мусором, призванное отгонять многочисленных комаров. Его папа и мама негромко смеются, кажется, выпивают красное вино. У них – любовь. У них сплошная нега и блаженство. А он крутится-вертится в темноте. Но темнота его совсем не пугает. Где-то вдали звучит модная музыка «Трудно было человеку десять тысяч лет назад…» А он не спит. Он любопытный. Он выглядывает в окно. «Вдали музыка и огни». Видимо, танцы в пионерском лагере, они видны за деревьями. Какое-то время он наблюдает за танцующими юными парами. Сквозь сумрак ему видны даже первые поцелуи мальчиков и девочек в пионерских галстуках. Так интересно! И вдруг он начинает отчаянно рыдать. На звуки его плача прибегают родители, они искренне верят, что это темнота его так напугала. Но его никто не может успокоить. Он сам не понимает, что с ним. Это было как предчувствие того, что с ним будут в дальнейшем делать люди, и чем он им на это ответит. Тогда он впервые – нет, не понял, понять еще ничего не мог, он просто почувствовал, что любовь обязательно должна быть несчастной. И заранее это оплакал. Но при этом уже тогда знал, что любовь обязательно должна быть!
Как-то раз он – маленький – ночью испугался грозы и пришел в спальню своих родителей. Постелил свое одеяльце у них в ногах и лег на пол. Им, наверное, хотелось тогда просто побыть вдвоем. Но ведь