«Чего бы ни хотели женщины от мужчин, два правила остаются неизменны:
а) это "что-то" меняется ежегодно, и б) женщины, похоже, никогда это "что-то" не находят. В 1970-е годы они искали чувства. Затем последовала обратная реакция. Идеалом стала сила; затем сила и чувства объединились. И конечно же, готовность взять на себя обязательства – без всякой навязчивости. Не было места для телячьих нежностей. Небольшой успех и власть тоже были желанны, пока мужчина, о котором идет речь, не начинал контролировал ситуацию. Теперь кажется, что им нужна родственная душа, этакий Будда, который великолепен в постели, здоров, богат, одарен чувством юмора и может служить духовным советником. Романтическая натура женщин заключается в том, что они действительно верят в существование таких мужчин».
Эта статья о «Сексе в большом городе» поражает больше всех статей про одиноких женщин: «В первые два сезона "Секс в большом городе" стал иконой поп-культуры за свой честный рассказ про постельную жизнь, дерзкий стеб "Сайнфелда" (пронизанный банальными двойными подтекстами), четверку героинь, но прежде всего за открытие того, что женщина может жить хорошо, не находясь ни на одном из концов поводка», – писал критик Джеймс Поневозик. Он назвал третий сезон шоу «исключительным». «Шоу доказывает способность женщин сильно оскорблять, из-за чего они одновременно стали «злыми кастрирующими хищницами» (USA Today) и мужскими фантазиями». Ответ на издевательский вопрос обложки, похоже, заключается в том, что настоящие одинокие женщины все еще не так счастливы, как они думают, но вымышленные героини – очень даже!
Статья в Time описывала сложности, связанные с созданием сериала и реакцией на «Секс в большом городе». События третьего сезона, в частности, позволили обсудить сложные женские проблемы, долгое время не появлявшиеся на телевидении: например, является ли антифеминистским для женщины выбор быть домохозяйкой, как это делает Шарлотта, выйдя замуж за Трея. «Женское движение отстаивало свободу выбора, – огрызается она. – Если я решаю бросить работу, это мой выбор… За мной право выбора!» В другой сюжетной линии Миранда решает сделать аборт, забеременев от Стива, не из-за финансовой нестабильности, а потому что не уверена, что хочет ребенка. А скандальный роман Кэрри и мистера Бига заставил зрителей спорить, может ли женщина быть более безответственной, чем мужчина.
Сюжетная линия персонажа Шарлотты, которая касалась проблемы выбора, была больше чем просто шуткой. Она могла бы стать еще одним заголовком для Time – фактически, идея женщин-профессионалов, которые отказываются от карьеры, вдохновила многие трендовые статьи в последующие годы. Эта идея совпадает с «феминизмом выбора», термином, введенным автором Линдой Хиршман в книге Get to Work: A Manifesto for Women of the World («Возвращайтесь к работе: манифест для женщин во всем мире») 2006 года. Хиршман подразумевает именно таких женщин, как Шарлотта, то есть тех, кто предпочел быть домохозяйкой.
В то же время термин отсылал к более широкой идее о том, что все, что выбирает женщина, является феминистским. К сожалению, этот свободный подход к феминизму не принимает во внимание то, что сам выбор – это зыбкая почва: он предполагает, что женщина не зависит от сексистских социальных норм, хотя на самом деле женщины тоже могут быть сексистами. И это не относится исключительно к таким ярым антифеминистскам, как Филлис Шлафли, активистка движения за равноправие 1970-х годов.
Даже женщины, считающие себя сторонницами равенства, могут тяготеть, как и Шарлотта, к нереалистичным идеалам женского поведения. Шоу почти не оставляет сомнений в том, что необходимость выйти замуж довлеет над всеми женщинами, и удачный брак – это смысл жизни Шарлотты до встречи с Треем.
Конечно, брак и домашняя работа вдали от карьерного стресса подходят Шарлотте. Это то, к чему ее готовили всю жизнь. Но это не значит, что ее выбор по своей сути является феминистским поступком; на самом деле ею руководили патриархальные силы, нечто, о чем она сама не догадывается.