Секс в искусстве и в фантастике

Тема двуполости отнюдь не нова ни в мировой литературе, ни в религиозных культах. Её корни уходят в глубь тысячелетий, во времена, когда у человечества и письменности-то ещё не было. Вариант подобного мифа, записанный римлянином Овидием, имеет сравнительно недавнюю историю: ему «всего лишь» 2000 лет. Поэт рассказывает о 15-летнем сыне богов Гермеса и Афродиты. Красивый мальчик неосторожно забрёл на берег прозрачного озера, где жила нимфа Салмакида.

Та увидала его и огнём загорелась желанья.
«О мальчик прекраснейший, верю, ты из богов!
Я невеста тебе, войдём в нашу общую спальню!»
Молвив, замолкла она, а мальчик лицом заалелся,
он и не знал про любовь. Но стыдливость его украшала.
Нимфе, его без конца умолявшей ей дать поцелуи,
братские только, рукой уж касавшейся шеи точёной, –
«Брось, или я убегу, – он сказал, – и всё здесь покину!»
Та испугалась. «Тебе это место вполне уступаю!» –
сказала она, и вот отходит обратно,
но озиралась назад и, в чащу кустарника скрывшись,
спряталась там и, присев, подогнула колено. А мальчик,
не наблюдаем никем, в муравах луговины привольной
ходит туда и сюда и в игриво текущую воду
кончик ноги или всю до лодыжки стопу погружает.
Вот, не замедля, пленён ласкающих вод теплотою,
с нежного тела свою он мягкую сбросил одежду.
Остолбенела тогда Салмакида; страстью пылает
к юной его наготе; разгорелись очи у нимфы.
Жаждет объятий его; обезумев, сдержаться не может.
«Я победила, он мой!» – закричала наяда и, сбросив
с плеч одеянья свои, в средину бросается влаги,
силою держит его и срывает в борьбе поцелуи,
под руки снизу берёт, самовольно касается груди,
плотно и этак и так прижимаясь к пловцу молодому.
Сопротивляется он и вырваться хочет, но нимфой
он уж обвит, как змеёй. <…>
Так в морской глубине осьминог, врага захвативший,
держит его, протянув отовсюду щупалец путы.
Мальчик меж тем упирается, нимфе не хочет
радостей чаемых дать. Та льнёт, всем телом прижалась,
словно впилась, говоря: «Бессовестный, как не борись ты,
не убежишь от меня! Прикажите же, вышние боги,
не расставаться весь век мне с ним, ему же со мною!»
Боги её услыхали мольбу: смешавшись, обоих
соединились тела. <…>
Стали не двое они по отдельности, – двое в единстве:
то ли жена, то ли муж, не скажешь, – но то и другое.
Только лишь в светлой воде, куда он спустился мужчиной,
Сделался он полумуж…».

Скульпторы любили изображать Гермафродита прекрасным юношей с женской грудью и мужским половым членом. В любовных сценах он всегда пассивен. Мне приходилось видеть скульптурные группы, изображающие сатиров, похотливо преследующих или насилующих Гермафродита, но сам он в мужской роли в произведениях искусства не представлен.

В отличие от этого юного и нежного создания, двуполые герои более древних мифов в полной мере наделены и мужской мощью, и женской плодовитостью. Именно такими предстают андрогины в знаменитом диалоге древнегреческого философа Платона. Даже боги испугались их могущества: