Но это не навсегда. Дети растут, и количество соединений между нейронами сокращается – теперь мозг должен быть способен на большее с меньшим количеством связей внутри. Он должен стать более эффективным и производительным, более экономично познавать мир и должным образом реагировать на происходящее вокруг. Мы теряем абсолютный слух по мере взросления, потому что, как правило, не пользуемся им постоянно. Конечно, бывают исключения. Больше шансов сохранить абсолютный слух у тех, кто говорит на так называемых тоновых языках (примером может служить мандаринское наречие китайского языка), в которых при повышении или понижении тона слова приобретают другой смысл. Многие профессиональные музыканты, обладающие абсолютным слухом, сохранили его благодаря синестезии, изучением которой занимаются психологи (а когда-то занимались и лечением). Синестезия – это особенность восприятия, когда при раздражении определенного органа чувств наряду со специфическими для него ощущениями возникают и соответствующие другому органу чувств, то есть, например, звук при восприятии цвета, и наоборот. Так, например, некоторые выдающиеся композиторы являются синестетиками: они обладают цветным слухом, при котором зрение и слух становятся одним целым. Речь идет о связи высоты звуков и тональностей с определенными цветами. Но подавляющее большинство людей теряет эту способность, переступив двухгодовалый возраст.
Исследования более старших детей показали: те, которых обучают музыке, добиваются лучших результатов и в других областях знаний, чем не получающие музыкального воспитания. Как дети, так и взрослые, занимающиеся музыкой, лучше отгадывают загадки, решают задачи, выполняют тестовые задания. Ученые отметили у детей, занимавшихся музыкой, положительные изменения в участках мозга, отвечающих за моторику и слуховое восприятие, в то время как у остальных ребят никаких перемен не произошло.
Уже давно говорят о пользе классической музыки, существует много игрушек и обучающих программ, которые включают отрывки из классических произведений. (Правда, исследования, проводимые в последнее время, показывают, что пользу любому человеку может принести та музыка, которая ему нравится, и вовсе не обязательно классическая.) Неврологи говорят о плодотворном воздействии только приятной музыки. Нельзя с уверенностью утверждать, что польза будет от любой музыки – таких исследований не проводилось, но о каком-либо воздействии на мозг можно говорить с полной определенностью. Анатомические изменения можно увидеть с помощью современной аппаратуры. Специалисты сразу же узнают мозг музыканта, хотя не могут опознать мозг математика, живописца или поэта. Наибольшие изменения заметны у пианистов, и это объяснимо: пианист должен скоординировать работу всех десяти пальцев, чтобы произвести эффект, для которого иногда требуется работа целого оркестра.
Однако наше ухо гораздо больше настроено на восприятие музыки, чем мы подозреваем. Мы помним мелодии, узнаем некоторые песни через долю секунды после начала звучания. По одной ноте! Ведь это же поразительно. Мы не узнаем любимую книгу не то что с первой буквы, а и прочитав первое слово. Наш мозг будто кем-то специально настроен, чтобы помнить мелодии, и люди пользуются этим уже тысячи лет. Мы гораздо легче запоминаем песни, чем прочитанный вслух текст, дети лучше всего запоминают мелодичные песенки. На протяжении истории баллады передавались из поколения в поколение, будучи перепеваемыми, поскольку в большинстве случаев исполнители не владели грамотой, но сохранились до тех пор, когда их смогли записать. Известно, что у страдающих болезнью Альцгеймера последним исчезает восприятие музыки. Эти люди не помнят имен, не узнают родственников, мгновенно забывают только что произнесенное в программе новостей; у них исчезают воспоминания, а песни юности сохраняются.
Некоторые ученые считают восприятие и поддержание ритма уникальной способностью человеческого разума. На это способны даже люди с самой плохой координацией движений. История гласит, что Галилео Галилей измерял скорость свободного падения, напевая что-то ритмичное, поскольку был убежден, что часовые механизмы, существовавшие в то время, для точного хронометража не подходили. Он бросал предметы, пел – и измерял скорость их падения. И ведь у него неплохо получилось!