И снова повернулась и стала смотреть на человека-змею. Я подумала, что инцидент исчерпан и что в будущем он больше не всплывет.
Но пару минут спустя, мать наклонилась ко мне и вполголоса произнесла:
— Наверное, ты права.
И подмигнула мне, потом снова повернулась в сторону акробата.
Я сидела ни жива, ни мертва, с нетерпением дожидаясь конца представления. Ой, скорее бы примчаться к Гарри и выдать ему эту историю. И чем сбивчивее, тем лучше.
По случайному совпадению я заметила, что потрясающий фильм Дэвида Линча «Малхолланд-драйв» сегодня шел по одному из американских каналов. Совпадение в том, что впервые этот фильм я смотрела вместе с родителями, и по своему ужасу, неуместности и дикому парализующему замешательству фильм этот мог сравниться лишь с вчерашним эпизодом в цирке.
Несколько лет назад я достала билеты на просмотр фильма и решила взять с собой родителей, поскольку они, как и я, давние почитатели Дэвида Линча.
В первый час картины я запала на Риту (актриса Лора Хэрринг). Это была красавица: сексапильная брюнетка с голосом соблазнительницы, воплощение чувственной женственности. И фигура, о которой только можно мечтать: гибкая, женственная, великолепный, покоривший меня бюст. Если и есть женщины, с которыми я точно улеглась бы, то к ним, без сомнения, принадлежит Лора Хэрринг. Излишне описывать, что происходило у меня между ног.
И когда Рита вышла в спальню в одном только полотенце, обмотанном вокруг бедер, и Бетти (Наоми Уоттс) предложила ей лечь к ней в постель, я была в восторге: изумительное зрелище обнаженных натур.
Я не ошиблась — Рита тут же сбросила полотенце, выставив на обозрение роскошные, пышные формы и в полумраке спальни скользнула под одеяло к Бетти.
Я сидела и думала — нет, я ничего не
Потом я сподобилась вспомнить, что я не одна, что рядом родители. Которые смотрят фильм вместе со мной и переживают те же сцены. А укротить свою обеспокоенную киску хотелось до жути.
И тут меня словно током ударило: а что если и мои родители испытывают сейчас то же, что и я?
Нет, не поймите, что я сейчас стану делать далеко идущие выводы. Я понимала, что, как и большинство зрителей в зале, была очарована эротизмом на экране. Так что вряд ли и мои родители в этом смысле представляли исключение.
Мне очень не хотелось додумывать эту мысль до конца, но она была средством умерить бушевавшую во мне страсть, и я героически досмотрела сцену до конца, заставив себя не обращать внимания на поерзывания справа и слева (я сидела между родителями).
Я была непоколебимо уверена, что поступаю правильно. На экране сменялись сцены — кадры фильма были похожи на сон, призрачные, нереальные (режиссер явно тяготел к нелинейному монтажу), в конце концов я и не заметила, как сама погрузилась в действие, пытаясь предугадать и предугадывая дальнейший ход событий. К финалу я чуть успокоилась, и поняла, что фильм мне нравится больше и больше. Так продолжалось до сцены с мастурбацией.
Дэвиду Линчу недурно было бы сразу в начале картины снабдить ее соответствующей оговоркой, чтобы публика была готова лицезреть доводящую себя до экстаза женщину. Ужас, вот что я тогда испытала, — повторяю, я была в кинозале не одна, а с родителями.
Однако, как ни мучительно было сознавать их присутствие, я все же буквально проглотила эту сцену. Снята она была великолепно — блестящий пример того, с каким мастерством и вкусом можно снять мастурбирующую женщину. Девяносто процентов порнофильмов и в подметки этой сцене не годятся.
Героиня фильма Дайена (снова Наоми Уоттс) пытается удовлетворить себя, после того как ее отшила Камилла (снова Лора Хэрринг). Зритель видит и слышит, как женщина приближается к оргазму, — затуманенный взгляд, перекошенное, изменившееся лицо. Чувствуется, что оргазм не спешит наступать. И она, все энергичнее работая рукой, пытается ускорить его наступление, и, наконец, ее усилия вознаграждены — пик сладострастия достигнут. Символ примирения с расставанием с любимым человеком. После этого лицо героини проясняется, разглаживается — она снова прекрасна.
Видя эту сцену, я сидела и думала: да, вот это мне близко. Этот, казалось, недостижимый оргазм, беспокойство, что он вообще не придет, а когда он все же приходит — краткий момент облегчения, а потом ты вспоминаешь предшествующий ужас, и ты вновь в аду. Осторожно повернувшись, я украдкой оглядела зал, пытаясь прочесть на лицах зрителей хотя бы подобие одобрения, без особой, впрочем, надежды. И тут снова вспомнила, что пришла сюда не одна, а с родителями.