Сексуальная жизнь Катрин М. (сборник романов) (ЛП)

И действительно: дверь с грохотом распахнулась, и на пороге возник мистер Кристиан, похожий на разъяренного гигантского омара в состоянии буйного помешательства. При виде дочурки в объятиях садовника, он пошатнулся, как от удара, весь побагровел, даже, можно сказать, почернел от ярости и привалился плечом к стене, хватая ртом воздух. Не то чтобы мистер Кристиан не верил своим глазам: подобная сцена частенько являлась ему в кошмарах — в омерзительных страшных снах, которые начинались с того, что Кэнди употребляли все, кому не лень, сперва профессор Мефисто, потом какие-то незнакомые мужики, потом негры, потом гориллы, потом бульдоги, потом ослы, кони, мулы, слоны, кенгуру, носороги, и под конец, на закуску — все разом, окружая ее всей толпой, хотя (в самом конце) это она выступала зачинщицей, это она ненасытно насиловала их всех, яростно запихивая их раздутые, бьющие струями спермы органы во все мыслимые отверстия — во влагалище, в анус, в рот, в уши, в нос и т. д. А однажды ему приснилось, что она спрашивает у него, а правда ли, что и в зрачке тоже есть крохотное отверстие, потому что, если такое отверстие есть, сказала она в том сне, тогда она (в самом конце) сможет принять еще одного — даже двух — любовников, например богомолов. Так что теперь, когда самое страшное произошло уже наяву, мистер Кристиан, по идее, должен был быть к этому подготовлен, но на деле все вышло наоборот. Это как сны о смерти: сколько бы раз ты ни видел во сне свою смерть, умирать наяву всегда страшно, и эти сны — вовсе не подготовка к концу, а лишь отражение твоих собственных страхов. Короче говоря, мистер Кристиан увидел, что происходит, его едва не хватил удар.

— Э… эээ… эээ… — сдавленно прохрипел он и как-то странно взмахнул руками, словно царапая воздух. Потом он неловко шагнул к кровати на прямых негнущихся ногах, подхватил стул и занес его над головой.

— Папа! — испуганно закричала Кэнди. Ее крик несколько запоздал, потому что мистер Кристиан уже обрушил стул на Эммануэля, но тому все-таки удалось увернуться и вскочить с кровати. Стул ударился об изголовье и разлетелся буквально в щепки. Но одна ножка все еще оставалась в руках у мистера Кристиана, и в качестве оружия нападения она была даже опасней, чем целый стул. Мистер Кристиан с ревом бросился на садовника. Он наконец-то обрел дар речи:

— Ты… ты… ты… КОММУНИСТ!

Он размахивал ножкой стула, целясь садовнику в голову и задыхаясь от гадливого отвращения, как истеричная женщина, которая пытается прибить палкой змею, но в своей слепой ярости не попал в цель ни разу. Бежать садовнику было некуда, но он вовсе не собирался погибнуть во цвете лет. Поскуливая, как загнанный в угол зверек, Эммануэль рванулся к кровати, вернее, к своей одежде, разбросанной на полу у кровати… потому что где-то там, среди одежды, был и его садовый совок, и он нашел его, схватил, и в отчаянии поднял над головой, и когда мистер Кристиан набросился на него с явным намерением убить на месте, воткнул совок острым краем — с истошным воплем, в котором было больше страха, чем торжества, — в самую середину черной, пронзительной боли, от которой у мистера Кристиана буквально раскалывалась голова.

Глава 5

— Ой, папа, папочка, бедный папочка, — причитала Кэнди на следующий день, сидя у его койки в окружной муниципальной больнице. Травма мистера Кристиана вошла в число наиболее необычных за всю историю обращений в окружную больницу Расина. Мистер Кристиан не умер, однако совок расколол ему череп и задел мозг, произведя импровизированную лоботомшо. Сейчас он полусидел-полулежал на постели, с перебинтованной головой и безмятежным выражением на лице.

— Не волнуйся, котенок, с ним все будет в порядке, — заверил Кэнди ее дядя Джек, который стоял рядом с ней и гладил ее по плечу, утешая. — С ним все будет в порядке.

Кэнди стиснула его руку, как будто это он, а не она, нуждался сейчас в утешении.

— Да, дядя Джек, — тихо проговорила она. — Я знаю.

Папа и дядя Джек были братьями-близнецами. Они были похожи как две капли воды, хотя дядя Джек и выглядел как-то моложе, и, кажется, лучше, чем папа, понимал устремления и чувства ее поколения — во всяком случае, так ей казалось, и она постоянно твердила об этом папе. До того как дядя женился, они с Кэнди были большими друзьями, и до сих пор оставались очень близки, и когда им удавалось увидеться, они проявляли свою привязанность друг к другу посредством невинных ласковых прикосновений и родственных поцелуйчиков в щечку — к вящему раздражению папы, — хотя в последнее время виделись они нечасто, потому что мистеру Кристиану очень не нравилась жена брата, жизнерадостная хохотушка Ливия. Он считал, что она плохо влияет на Кэнди.

— Ну что? Поехали с нами? — предложил дядя Джек. — Выпьем чаю, или, может, чего покрепче — мне бы сейчас точно не помешало чего-нибудь выпить.

Как и профессор Мефисто, дядя Джек был одним из кумиров Кэнди.

— Да, мне бы тоже не помешало, — серьезно сказала она.