Чья память не сохранила воспоминаний о прожорливых ненасытных поцелуях и о сцепившихся в клубок алчных языках, неожиданно обратившихся в жадные мощные щупальца, с легкостью проникающие в самые отдаленные уголки рта, обнимающие губы и всасывающие друг друга в полном согласии с буквальным смыслом всем хорошо знакомого выражения «целоваться взасос»? Не слишком рискуя попасть впросак, можно смело предположить, что с большой долей вероятности с вами это также произошло в темном коридоре, или на тускло освещенной лестничной площадке, или, на худой конец, внизу, у входной двери, там, где обычно на стене висит выключатель, тот самый, кнопку которого вы решили не нажимать. Подросткам, редко располагающим собственным неприкосновенным пространством, особенно часто приходится прибегать к помощи этих полупубличных мест для того, чтобы выплеснуть скопившееся напряжение застоявшейся плоти. Выше я уже упоминала о том, как половозрелые особи, проживающие в высокоурбанизированных зонах, силятся распространить сферу своего интимного влияния на запрещенные для такого рода деятельности ареалы. Сексуальный инстинкт, настойчиво выселяемый многовековым цивилизационным процессом в область запретного и сокровенного, проявляется тем не менее самым неожиданным образом в самых неподготовленных для такого проявления, в высшей мере публичных, всеми посещаемых местах «общего пользования» — не за закрытыми дверями супружеской спальни, но перед открытыми дверями лифта, — там, где тысячелетиями выдистиллированные нормы этикета и правила вежливости достигают апогея прозрачной сдержанности («Добрый день». — «Добрый день». — «После вас». — «Покорнейше благодарю…»). Я сбилась со счета, пытаясь точно припомнить, сколько раз неуклюжие руки мяли мне грудь в точности на том самом месте, где воспитанные соседи придерживали дверь и пропускали меня вперед. По сей день, даже достигнув необходимого возраста и приобретя наконец статус эмансипированной взрослой женщины, я вполне способна временами выказать достаточно мазохистического нетерпения для того, чтобы, усевшись на врезающуюся в задницу рельефную батарею и подтянув колени к подбородку, на темной лестничной площадке, скупо освещенной жидким светом, сочащимся из узкой форточки, сотрясаться, словно мешок картошки, под ударами резвого члена. Принимая все вышесказанное во внимание, нельзя не задаться вопросом о том, не является ли эта взрослая страсть изо всех сил нарушать правила (выбирая для удовлетворения сексуального инстинкта самые неподходящие, неудобные и находящиеся у всех на виду места, среди которых, положа руку на сердце, лестничные клетки представляются мне наиболее безобидными) лишь проекцией более глубокого — назовем его «примитивным» — стремления к нарушению границ, к шалости и, глядя на проблему в таком свете, не представляется ли их «развратность» просто-напросто выражением безобидной инфантильности?