Но времени потерпеть у них не было. Бедные дети... Бедный отец... И бедная Армеллина. На мои плечи рухнула огромная ответственность. И я сделала все, что могла, для моей Линды.
Армеллина заплакала. Слезы стекали по вискам за уши, скрываясь в седых волосах. Расстроенная Ада взяла экономку за руку.
– Это не твоя вина. Её нельзя было спасти. Не кори себя, против судьбы мы бессильны.
Как же странно работает человеческий мозг, думала она: забыть о недавнем трауре, страхе, что тело дяди Тана достанут из могилы и разложат на мраморном столе патологоанатома, а вместо этого снова переживать несчастье, случившееся семьдесят лет назад... Ада была уверена, что отец, дедушка Гаддо, после душераздирающих страданий первых дней вскоре привык думать о погибшей дочери с чувством спокойной грусти. Что в глубине души так думал и переживший её на столько лет брат-близнец. Ада была уверена, что для дяди Клоринда быстро стала нежно любимой тенью, а не кровоточащей раной, вконец измучившей несчастную Армеллину.
6
Экономка прожила ещё двенадцать дней, так и не придя в сознание. Кузины дежурили у её постели по очереди, ни на минуту не оставляя без присмотра. Но никому, даже Лауретте, Ада так и не рассказала, что говорила в бреду Армеллина о своём любимом Танкреди, о суровых замечаниях в адрес его характера, о беспощадном описании привычек, обвинениях в эгоизме и, главное, о том, что Армеллина, оказывается, всегда отдавала предпочтение его сестре.
А за стенами комнаты, где время, казалось, остановилось, смерзлось в глыбу льда вокруг кровати старухи, которая хотела, но никак не могла умереть, по-прежнему текла жизнь с её банальной рутиной, с ее неожиданностями и сюрпризами.
По возвращении из поездки в Манчестер позвонила Джиневра.
– Тетя Адита, представляешь, по тому адресу действительно есть небольшой домик – ну, знаешь, типично английский, с небольшим садом, слегка заброшенным. На двери висит табличка «Дарлинг». Мы позвонили. Открыла пожилая женщина в платье совершенно безумных цветов. Говорит, живет там уже тридцать лет и никогда не слышала о семействе Йодиче.
– Наверное, телефонная компания дала вам неправильный адрес.
– Мы сперва тоже так подумали. Но Бренда показала ей номер телефона, и он принадлежит именно ей, синьоре Дарлинг, так что на станции были правы. «Но мы же звонили много раз, в самое разное время, почему же никто не отвечал?» – спросили мы. «Я живу одна и стала слегка глуховата, когда поднимаюсь наверх, ничего не слышу. А зачем я вам понадобилась?»
Пришлось отговориться, что нам в колледже дали задание сделать интервью с первыми жителями этого квартала. Что за игры у твоей подруги, тетя Адита? Она ведь никогда не числилась в Королевском колледже и дала тебе чужой номер телефона, просто из головы выдумала.
«Вот и я тоже себя спрашиваю», – подумала Ада. Она мысленно вернулась к разговору с Эстеллой, перебрав все четыре их встречи: дважды в трапезной, один раз во время завтрака в парке и один – в конференц-зале... (Была еще пятая, в самолете, но сон не в счет.) Она не помнила даже, коснулась ли хоть раз её руки. Что это, галлюцинация, фантом? Задумчивый призрак погибшей студентки? Что за глупости лезут в голову! Ада ведь всегда считала себя женщиной рациональной. И потом, Дария тоже видела Эстеллу в тот первый вечер в трапезной, еще сравнивала её с Корделией кисти Россетти. Да и кольцо настоящее – вот оно, висит на ленте под рубашкой, касаясь кожи: маленький, легкий, но вполне осязаемый предмет.
Значит, мошенница? Точнее, парочка мошенников, лжецов, притворявшихся учеными? Но зачем, с какой целью?
Заходил Лео в компании Чечилии. Лауретта, услышав в динамике домофона, кто пришел, сразу же заперлась в комнате Армеллины, не желая их видеть: она всё ещё была возмущена статьей в «L'Indipendente», хотя никто в городе так и не связал стародавних любовников с обитателями «Виллы Гранде». Аде пришлось сделать над собой усилие и перестать думать о той ночи, когда пальцы друга детства массировали её шею, о шепоте: «Я мечтал об этом больше двадцати лет». Сам же Лео был совершенно спокоен, будто начисто стер случившееся между ними из памяти. Они пришли сообщить, что собираются пожениться в феврале в Ордальском соборе. Благодаря своему открытию Чечилия добилась перевода из министерства в управление культуры Доноры.
– Я хотела попросить тебя быть свидетельницей, – сказала она Аде. – Лео себе уже кого-то нашел, но я здесь знаю всего нескольких человек, а с тобой мы сразу подружились. Я бы выбрала ещё твоего дядю, будь он жив.
Ада почувствовала приступ паники.
– Прости, в феврале я буду в Америке, – придумала она на ходу. – Читаю курс в университете Новой Англии в качестве приглашенного профессора.
– О, это чудесно! Похоже, ты начинаешь получать признание, которого заслуживаешь, – закивал Лео.