Сексуальная жизнь наших предков

Тут же явилась и Лауретта – посоветоваться насчёт законности «антибольничного обязательства». В конце концов, партнёр кузины (она уничижительным тоном бросила «твой любовник») – адвокат. Джулиано поговорил с доктором Креспи, а вечером за ужином в ресторане с Лауреттой и её мужем заявил:

– В этом доме все чокнутые, – и, помолчав, добавил: – Пока он в здравом уме, вам лучше с этим мириться. Сопротивление породит ненужный скандал. Но стоит ему лишиться чувств – потерять сознание или, например, впасть в кому, – можете без всяких сомнений вызывать скорую.

– Нет! Мы обещали ему ничего такого не делать, – нахмурилась Ада.

– Это как пообещать что-нибудь капризному ребёнку, лишь бы он вёл себя прилично. Но такие обязательства можно и не соблюдать. У вашего дяди старческие закидоны, чтобы не сказать маразм.

– Ну ты и скотина, – возмутилась Ада.

Джулиано расхохотался и подмигнул Лауретте.

– За нашего Дон Кихота! – воскликнул он, поднимая бокал.

Перед сном, когда Ада причёсывалась у туалетного столика, Джулиано обнял её за плечи. Прошел, должно быть, уже не один месяц с тех пор, как они в последний раз занимались любовью.

– Скучала по мне? – прошептал он, вдохнув аромат её волос и одновременно просунув руки под ночную рубашку, чтобы приласкать грудь.

Из полуприкрытого окна пахло жасмином. Было тепло, в небе сияли звезды. Но Ада, вдруг почувствовав приступ ярости, вскочила и оттолкнула его:

– Отвали! Отстань от меня! Иди спать!

Джулиано был не из тех, кто настаивает. Он отстранился и пошёл чистить зубы. В комнате стояли две односпальные кровати, так что ночью у него не было шансов на успех, как это случилось бы в Болонье.

Ада ещё долго не ложилась. Джулиано тихонько фыркал, удивляясь непропорциональной агрессивности её реакции. Их страсть и раньше нечасто бывала одинаково сильной, но тот из двоих, кто хотел меньше, всегда уступал другому – из желания сделать партнёру приятное, из чувства привязанности или просто по привычке. Ада никогда не отказывала ему даже под предлогом головной боли – почему же она оттолкнула его сейчас?

Всю неделю Джулиано ждал, что Ада сделает первый шаг: провожал её на пляж, на ужин с друзьями или кузенами, в офис Лео, всегда готового поделиться последними открытиями, был с ней нежен и забавен, а с дядей Таном – заботлив и внимателен. Ада прекрасно знала, что все эти манёвры адресованы ей, и старалась как-то отблагодарить партнёра. Днём физический контакт с Джулиано её не раздражал. Прогуливаясь после ужина по бульвару, она сама подставляла его объятиям плечи или талию, прижималась к нему на диване перед телевизором, тёрлась щекой о его плечо, брала за руку... В такие моменты она воображала, что между ними снова, как когда-то, нежная близость, и чувствовала благодарность за его терпеливое ожидание.

Но стоило им остаться в комнате наедине, как внутри неё что-то взрывалось. Ада не давала до себя дотронуться, словно была заключена в хрупкий стеклянный шар, готовый рассыпаться от малейшего контакта. Она не сомневалась, что её «нет» для него закон: насколько она знала, Джулиано никогда не прибегал к насилию.

– Прости, я, к сожалению, очень устала, – говорила она самым нежным тоном, на который только была способна.

Ада и правда совершенно выматывалась за день – больше, чем то можно было оправдать повседневной рутиной. Она чувствовала глубочайшую слабость во всех конечностях: даже поднять ногу, чтобы забраться на кровать, давно отметившую вековой юбилей, стоило ей больших усилий. Имело бы, конечно, смысл поговорить с доктором Креспи, но она боялась, что доктор расскажет дяде, а его не хотелось беспокоить до полного выздоровления.

Провожая Джулиано в аэропорт, уже перед выходом на посадку, Ада крепко обняла его, уткнувшись лицом в шею, и зашептала:

– Прости меня, прости, прости...

Джулиано нежно поглядел ей в затылок и пробормотал:

– Выздоравливай, Дон Кихот мой. Давай-ка отдохни и подлечи нервишки.

Не в его характере было затаить обиду: скорее всего, он уже думал о завтрашнем заседании суда в Болонье. Ада с грустью и облегчением смотрела, как он проходит посадочный контроль. «Какая же я свинья!» – думала она.

7