Сексуальная жизнь наших предков

Когда труппа Мимиса Плессаса наконец добралась до Эпидавра, музыканты и певцы были поражены, что доцент одного из самых известных университетов мира специально прилетела из Италии, чтобы присутствовать на премьере. Они не знали даже, согласится ли греческая публика с подобной экспериментальной постановкой, которая, основываясь на «священном» мифе, в текстах и в музыке ломала все традиционные каноны. А уж то, что молва о ней дошла до Италии, и не просто до Италии, а до университетской среды, льстило им и в то же время слегка пугало. Здесь собралась довольно разношёрстная компания: от поп-музыкантов, привыкших выступать по телевидению, записывать альбомы на всемирно известных студиях или звуковые дорожки к новым греческим фильмам, и театральных актёров, прославившихся ролями в пьесах великих древних трагиков, до более или менее аутентичных исполнителей народной музыки, аниматоров с сельских праздников, фольклористов, кабацких певцов и гитаристов-любителей.

Оркестр был столь же эклектичным: синтезаторы среди гобоев, флейт и кларнетов, сверкающий рояль Steinway рядом с типичными греко-турецкими бузуками и багламами^[66].

На первой же репетиции Ада забыла сомнения, возникшие после прочтения либретто: Плессас сотворил настоящее музыкальное чудо. Он умело смешал классические ходы и народные греческие мотивы (да и не только греческие) с современной поп-музыкой и темами из кинофильмов, получив на выходе идеальный сплав узнаваемых ритмов и восхитительных мелодий. Все это вместе звучало так выразительно, так завораживающе, так изящно и тонко, что, выражаясь словами Дарии, «аж в пятках и в сердце закололо».

Когда организаторы фестиваля познакомили Аду с труппой, с певцами и музыкантами, большая часть которых, к счастью, немного говорила по-английски, те были приятно удивлены: университетские профессора представлялись им суетливыми старичками, седовласыми и многословными фанатиками культурного туризма, какие стекаются в Грецию каждое лето из разных стран, с ужасающим прононсом декламируя Гомера на фоне самых очевидных и банальных руин. А уж когда чуть позже «доцент из Италии», поддавшись на уговоры своей неустанной переводчицы Василики, призналась, что умеет играть на электрогитаре и даже выходила на сцену в составе рок-группы с Fender Telecaster наперевес, их восторгу и вовсе не было предела.

Акустика театра оказалась невероятной. Остаётся только догадываться, как античным архитекторам удалось так точно всё рассчитать. В паузах Ада устраивалась вместе с музыкантами на высоких каменных ступенях, помнящих ещё современников Софокла и Эсхила, поесть феты, маслин, сувлаков и долмы. И всякий раз находился кто-нибудь, готовый сходить к сцене и специально для неё пошуршать пакетиком крекеров, чтобы показать, что даже малейший шорох доносится чётко и ясно. При этом кто-то вечно приобнимал её за плечи или гладил по загорелому колену, чтобы привлечь внимание. Дария тем временем пребывала в состоянии полнейшей идиллии со Ставросом (хотя, по словам Василики, рук у того было больше, чем у осьминога, и всеми он с успехом пользовался), а потому почти забыла свою вечную присказку: «Разве обязательно хватать меня за плечи?»

Ада чувствовала, что пальцы соскучились по гитаре, поэтому решила научиться играть на бузуки, а Йоргос был только рад показать, что к чему. Разумеется, все то время, что он учил её держать инструмент, правильно располагать его на коленях, ставить пальцы на гриф с двадцатью шестью ладами или показывал, как удобнее зажать все четыре двойных струны, руки его не знали покоя. Но он, по крайней мере, ни разу не сказал «Bella Italia!» или «Una faccia, una razza».

На премьере Ада, Дария и Василики сидели в первом ряду, среди самых важных гостей, и с не меньшим нетерпением, чем сами исполнители, ждали реакции общественности на столь необычную постановку. Поначалу повисло удивлённое молчание, но вскоре глаза зрителей загорелись, спины распрямились, а ноги начали отбивать ритм, и в финале не только обитатели Тартара во главе с Хароном, стоявшие на сцене, но и вся публика в едином порыве пела песни Орфея.

Измученный и взмокший Плессас, весь концерт без устали метавшийся между величественным роялем Steinway, двумя электропиано, тремя синтезаторами и множеством других клавишных инструментов, довольно раскланялся.

Василики, тоже взмокшая, но счастливая, пообещала Аде, что как только будет выпущен альбом с записью концерта, она непременно переправит его в Италию.