Сексуальная жизнь сиамских близнецов

По Линкольн-стрит взад-вперед дефилируют толпы народа. Местные понтуются, позируют, катаются на скейтах. Туристы на расслабоне, сорят деньгами. В дверях магазинов следят за процессом придурковатые бомжи или карманники, не слишком скрытое наблюдение за ними иногда ведет какой-нибудь коренастый коп.

Я все думаю про мастерскую Соренсон, про то, насколько там все по-другому, чем у нее дома, где глазу совершенно не за что зацепиться. Там, конечно, невероятный бардак, но, в отличие от логова какого-нибудь полуразложившегося алкоголика, в мастерской у Соренсон во всем видно тяжелый труд, усердие и сосредоточенность. И еще понимание, что отстраненного, холодного планирования мало, хотя оно тоже важно; чтобы чего-то добиться в жизни, надо изваляться в грязи. Соренсон, получается, когда-то понимала это все. Ей придется выучить этот урок заново – взяться за дело и вываляться в грязи. Короче, я выебу эту сучку. Вышибу из нее все ее говно!

Мы обедаем с Майлзом в кафе «Уорлд-ресурс». Я говорю, что заплачу, поэтому Майлз, еще более помятый, чем раньше, с осоловевшими глазами, набрасывается на сэндвич со стейком и жареной картошкой (800–900 ккал). Углеводы в кубе: ад. Тройная норма, если еще посчитать «Перони» (180), которое он пьет. Сожрать четырехзначное число калорий на обед на Саут-Бич! Ты не охуел, чувак? Командир штурману: нужна помощь!

– Да-ай свазу г деву, – говорит, не прожевав, Майлз, – то есть за пятьсот баксов я должен просто выебать какую-то толстуху?

– Ага.

Он качает головой, опускает сэндвич, чтобы соснуть еще пива. Поставив бутылку на стол, прищуривается:

– Это какое-то чисто бостонское извращение, да, Бреннан? Зачем это тебе?

– Хочу, чтобы она похудела. Она депрессует и слишком много жрет. Почему? Потому что ее бросил какой-то мудак, в которого она была влюблена. Надо только ее как следует выебать, чтоб у нее появилась перспектива перед глазами. Лучше один жесткий секс, чем тысяча душеспасительных бесед. У тебя все-таки есть определенный опыт в этой сфере, – игриво льщу я, чтобы подзадорить нашего болвана.

– Полагаю, ты пришла по адресу. – Он ухмыляется и морщит лоб. – А насколько она толстая-то вообще?

– Восемьдесят три кэгэ, – отвечаю я, немного приукрасив действительность, прямо как Соренсон. Но это ради ее же блага.

– Надо собраться с духом, – он делает еще один глоток, – и помочь человечку. Я как-то присунул одной толстухе в Вегасе, убранный был в хлам, на спор с Ларри и Джо после того, как мы сходили на бокс, где Флойд Мейвезер выступал.

– Хорошо, наверно, время провели, – улыбаюсь я и знáком прошу счет.

– А когда… ну, это?

– Авансов не будет, бабки строго по факту.

Майлз собрался возразить, но быстро сник. Спрашивает, постриглась ли я, и говорит, что я теперь похожа на Блейк Лайвли из «Сплетницы». Кто это, понятия не имею.

– Не смотрела.

– Посмотри. Тебе понравится.

– Океюшки, – говорю я, зная, что никогда в жизни не стану теперь смотреть этот сериал.

Лина Соренсон заезжает на своей машине за мной, и мы едем через Татл-Козвей, где, собственно, вся наша история и началась. Я думала, мне станет дурно, когда мы будем проезжать то место, но ничего; единственное, от чего противно, – Линины затравленные глаза, которые ждут от меня какой-то реакции. Я не обращаю внимания, отворачиваюсь и гляжу через мост на залив. Это же просто какие-то точки на карте, в них ничего страшного быть не может. После того случая в веймутском парке я могла прийти на то же место ночью и не почувствовать ничего. Страшными эти места делают люди, вернее, один человек, которого я тогда и ждала. А он, сука, так и не пришел.

Мы едем в Дизайн-Дистрикт на фестиваль «Арт-дефиле». До этого я там была только однажды, с Майлзом кстати; он тогда ужрался бесплатным пивом, которым проставляются галереи, и, бросая косые взгляды на всех баб подряд, пытался подбить меня взять с собой еще одну телочку и устроить секс втроем. Он, когда нажрется, превращается в скота. Вернее, он всегда ведет себя как скот.

Вечер жаркий, бриз с океана, кажется, совсем стих. Внезапно я чувствую сильную усталость в ногах, воздух плотный, идти становится тяжело. К моему удивлению, Соренсон, хоть и вспотела, как призовая свиноматка, прет уверенно вперед, вся на энтузиазме. А все потому, что весит теперь меньше 90 кэгэ, судя по ее весам. Никакого достижения в этом нет, ей надо каждую неделю сбрасывать как минимум четыре-пять кило, если не больше, учитывая нагрузку, которую я ей даю. Но с ней только зря время теряешь, все равно тянет в рот всякую дрянь!

Мы заходим с оживленной улицы в галерею (с кондиционером – а как же!). Здесь продают альбомы по искусству, и в одном таком тоже есть картинки с Линиными работами – монструозными женскими и мужскими фигурами. Бред, конечно, но мне они даже нравятся.

– Очень круто, – говорю я, – тебе надо обязательно продолжать.

– Не знаю, правда ты так считаешь или просто говоришь из вежливости, но сейчас мне важно это слышать. Спасибо.

– Лина, я ничего не делаю из вежливости. У меня все напрямик. Без ёбаных обиняков, напролом.