Сексуальная жизнь в Древнем Риме

Другая сцена из «Октавии» при умелой обработке могла бы получиться чрезвычайно эффектной. Поппея рассказывает кормилице, что ее отдых был потревожен страшными и зловещими снами; она полна мрачных предчувствий о надвигающемся несчастье. К сожалению, эта сцена (как и многие другие в этой драме) не проработана до конца и дается лишь намеками. Вот отрывок из нее (690):

К о р м и л и ц а
Зачем ты вышла из покоя брачного,
Питомица? Куда тайком направилась?
И почему испуг в глазах заплаканных?
День, о котором всех богов молили мы,
Нам воссиял: обрядом брачным связана
Ты с цезарем, плененным красотой твоей:
Тебе он – победительнице – отдан был.
Воссевши во дворце на ложе гордое,
Как ты была прекрасна! Поразила ты
Сенат своей красою, когда ладан жгла
И возливала чистое вино богам,
Закрыв лицо прозрачной тканью огненной,
А рядом, ни на шаг не отступая, шел
Меж граждан, счастья вам желавших радостно,
Походкой гордой цезарь, и лицо его
Сияло счастьем – так на ложе вел Пелей
Фетиду, что из пенных поднялась пучин,
И в радостном согласье небожители
И боги моря праздновали свадьбу их.
Но отчего искажено лицо твое?
Откуда слезы, бледность и внезапный страх?

П о п п е я

Минувшей ночи сновиденья мрачные
И взор и разум, няня, помутили мне:
Бреду без чувств… Как только день мой радостный
Ночным светилам отдал твердь небесную,
В объятьях тесных моего Нерона я
Забылась сном; но ненадолго был мне дан
Покой отрадный. Вижу: толпы скорбные
Ко мне на свадьбу собрались; бьют в грудь себя
Матроны Рима, распустивши волосы,
И часто раздается страшный рев трубы,
И мать Нерона, кровью обагренная,
С угрозой потрясает дымным факелом,
Иду за нею, страхом принуждаема, —
Вдруг разверзается земля у ног моих
Расселиной широкой; я лечу в нее
И с изумленьем вижу ложе брачное
Мое… В бессилье на него я падаю,
Гляжу: спешит мой бывший муж с толпой ко мне
И сын… Криспин в объятья заключил меня
И ждет, чтоб я на поцелуй ответила, —
Но тут Нерон врывается трепещущий
И в горло меч ему вонзает с яростью.
Холодный страх объял меня, прервав мой сон.
Сейчас еще я все дрожу от ужаса,
И бьется сердце. Сделал страх немой меня, —
Лишь преданность твоя признанье вырвала.
О, горе! Чем грозят умерших маны мне?
К чему был сон, в котором пролил кровь мой муж?

Хор то негодует на жестокую тиранию Нерона, то воспевает непобедимую силу любви. Он поет о любви так (806):