Сексуальная жизнь в Древнем Риме

Был ей зацеплен Ликид: он сразу нырнул бы в пучину,
Но помешали друзья, удержав за торчавшие ноги.
Рвется тут надвое он: не тихо кровь заструилась,
Но из разодранных жил забила горячим фонтаном.
Тело жививший поток, по членам различным бежавший,
Перехватила вода. Никогда столь широкой дорогой
Не изливалася жизнь: на нижней конечности тела
Смерть охватила давно бескровные ноги героя;
Там же, где печень лежит, где легкие дышат, – надолго
Гибель препону нашла, и смерть едва овладела
После упорной борьбы второй половиною тела…
… И смерти пример небывалый
Взорам явился в тот миг, когда, носами своими
В море столкнувшись, суда пловца молодого сдавили.
Юноши ребра и грудь от такого удара рассеклись,
И помешать не могли в осколки разбитые кости
Звону брони на бортах: разодрано чрево, из горла
С кровью и желчью ползли желудка и легких лохмотья…
Выпустил меткий Лигдам снаряд из пращи балеарской;
Твердым свинцом он пробил виски молодому Тиррену,
Ведшему яростный бой на высоком носу корабельном.
Мышцы снаряд разорвал и с кровью пролившейся очи
Выпали вдруг из глазниц: стоит боец, пораженный
Сумраком, вставшим вокруг, и смерным считает сей сумрак[97]

.

Талант Лукана к мрачным описаниям не ограничивается батальными сценами. Его воображение глубоко погружается в преступления и ужасы в сцене появления фессалийской колдуньи Эрихто (vi, 515 и далее):