Сексуальный папочка

Я делаю еще один глоток из своего второго по счету бокала вина. Этот напиток помогает моим нервам успокоиться и сосредоточиться на французском.

— Еще немного, — говорю я, пожимая плечом.

Черт. Это был кокетливый жест. Я. Должна. Сдерживать. Свое. Желание. Накинуться. На. Саймона.

Он откидывается на спинку стула.

— Тогда мы должны запланировать экскурсию по всем французским кафе и ресторанам для наших занятий. — Он делает жест рукой, будто демонстрирует рекламный щит. — Еда и урок.

Да, звучит идеально. Своди меня поесть вкусной еды, и я научу тебя говорить на этом гребаном сексуальном языке, потому что ты так чертовски горячо говоришь «условия контракта» на французском.

— Звучит как отличный план, — говорю я, скрещивая ноги и судорожно обдумывая новую тему, которая будет более безопасной, чем болтовня о том, что мы будем делать. — Итак, как ты попал в ресторанный бизнес? Тебе просто надоело работать на Уолл-стрит?

Он хмыкает, а затем отвечает:

— У меня был хороший опыт работы с финансами, но это бездушный бизнес и потенциально всепоглощающий тоже. Я хотел уйти от этого, пока не стал бездушным и одержимым.

— Ты уже начал таким становиться?

— Я был на пути к этому, уже повернул в нужном направлении. Я слишком часто работал по ночам. До рождения Хейден это уж точно. — Он тяжело вздыхает, и его голос наполняется сожалением. — Возможно, даже после, — говорит он так, будто признается в чем-то тяжком.

— Ты был трудоголиком?

Саймон пожимает плечами и поджимает губы.

— Меня так называли.

Ему не нужно произносить эти слова вслух, чтобы я поняла, кто его так называл. Его бывшая жена. Мое сердце разрывается, и я бы очень хотела, чтобы у него никогда не было бывшей жены. Чтобы я могла взмахнуть волшебной палочкой, и она просто растворилась в воздухе. Но это ужасно несправедливое желание по отношению к Хейден. Пусть так, но это то, что я чувствую — желание стереть его историю. Забрать ту боль, что она ему причинила. Но, опять же, именно эта боль и привела его в мою жизнь. Это часть того, кем он есть — отец-одиночка, выполняющий большую часть работы по воспитанию дочери.

Я провожу пальцем по краю бокала, а затем встречаюсь с ним взглядом.

— Кто, по-твоему, ты сейчас? Трудоголик?

Он смотрит мне в глаза.

— А как ты думаешь? — Его вопрос пропитан беспокойством, и я уверена, он отчаянно надеется услышать «нет».

Говорить «нет» легко, потому что это правда. Саймон усердно работает, но я не думаю, что он отчаянно зависим от работы. Успокаивающая улыбка появляется на моих губах.

— Нет. Ты вовсе не трудоголик. А еще я думаю, что ты — отличный отец для Хейден.

Он отвечает мне, широко улыбаясь:

— Я не могу передать тебе, как сильно рад это слышать.

— Когда я наблюдаю за вами двумя, мое сердце наполняется теплом. Видеть вас вместе — самое милое зрелище в мире. Ты одержим ею, а она обожает тебя. — Он не может перестать улыбаться, а затем опускает взгляд, но улыбка не сходит с его лица. — Я смутила тебя, сказав это?

Саймон поднимает взгляд и качает головой. Его голубые глаза сияют.

— Нет. Ты меня не смутила. Ты меня осчастливила.

О, Боже. Вот черт. Мое сердце бешено стучит, неустанно напоминая мне, насколько сильно я глупа. Одно дело изгнать мысли о сексе из своей головы, но говорить о том, что делает его счастливым? Это намного опаснее, потому что теперь мое сердце возвращается в зону тоски. Этот разговор стал столь же рискованным, как и представлять то, как он расстегивает для меня свою рубашку.

И теперь я думаю о том, как Саймон раздевается. Отлично. Прежде чем растечься лужицей прямо на столе, я нажимаю на воображаемые тормоза и направляю машину в другую сторону.

Работа, работа, работа.

— Тогда скажи мне, раз финансы были бездушными, это значит, что ресторанный бизнес полон души?

Он проводит рукой по своим густым волосам и улыбается этой широкой улыбкой, которую я обожаю.

— Определенно. Великолепная еда, в конечном итоге, должна быть приготовлена с сердцем и душой, тебе так не кажется?

— Я не думала об этом раньше, но, полагаю, это имеет смысл.

— Еда — это процесс восприятия. Она может быть чувственной, и должна быть вкусной, верно? — спрашивает он, удерживая мой взгляд.

Мою кожу покалывает от напряжения. Разговор о его карьере — более безопасная тема.

— Конечно. Как и обед, что мы только что съели. Он был великолепным.

— Вот и я о том же. Еда, как эта, великолепная, аппетитная, такая вкусная, что глаза закатываются, должна исходить отсюда. — Он указывает на свою грудь. — Она должна рождаться от страсти. От художника внутри шеф-повара.

Улыбка появляется на моем лице. Его энтузиазм заразителен, и мое сопротивление его очарованию бесполезно. Теперь я с легкостью могу помахать белым флагом.

— Ты никогда не хотел готовить?