Секта

— Это тебе так кажется. Не забывай, моя радость, что Лобастов был твоей правой рукой. Как-никак, а обязывает…

— Ты хочешь сказать — твоей? Я, дорогой, не имела ровным счетом никакого отношения ни к нему, ни к его делам.

— Об этом знали только мы с тобой. Другие считают иначе. Как председатель ты просто обязана…

— Обязана? — она смерила мужа высокомерным оценивающим взглядом.

— Я ликому ничем не обязана. Постарайся запомнить раз и навсегда.

— Тише, — поморщился Кидин, — Валентин услышит.

— Вот давай и закончим на этом, — Лариса Климентьевна краем глаза глянула в окно: Смирнов стоял в двух шагах от машины, видимо, дожидаясь шофера, который давал указания водителю неудачно припаркованной «ВОЛЬВО».

— Если думаешь, что я горю желанием туда ехать, то крупно ошибаешься. На меня столько навалилось, что не чаю, как выкарабкаться. На завтра в «Сибири» назначена ревизия. Это и тебя, между прочим, касается.

— Ни в малейшей степени. Можешь забрать акции себе. Дарю.

— Сама не знаешь, что говоришь! Это же миллиарды, кисуля. Сегодня миллиарды, а завтра…

— Не знаю, что будет завтра, и не желаю знать. Оставь меня в покое.

— Можно ехать Ваникалыч, — доложил, вернувшись, шофер. — Ну и дурак водило у Каменюки! Нашел, где стать.

— Сначала домой, — приказал Кидин. — Завезем Ларису Климентьевну, а там уж… Минут за сорок обернемся? — он слегка отодвинулся, освобождая место для Валентина.

— Без нас не начнут, — усмехнулся Смирнов. — Ус-пе-ем.

Он сразу заприметил стоявшего в стороне хахаля. Интересно, знала ли хозяйка, что он тут, поблизости? Наверное, нет, иначе бы подошла. Она баба шальная.

Лицо Ларисы Климентьевны, если и выражало что, то беспросветную скуку. Ощутив на себе чужой взгляд, она удивленно подняла брови.

— Вы чего, Валентин Петрович?

— А ничего, — не зная, что сказать, он озабоченно нахмурился. — Не люблю я лишних концов. Больно уж времечко лихое. Ларису Климентьевну, само собой, доставим в первую очередь. Нет вопроса. Трогай!

Когда машина миновала кладбищенский забор, он высвободил руку из-под пиджака.

Кажется, на этот раз пронесло. Обстановка на похоронах была намного сложнее, чем третьего дня в аэропорту. День церемонии объявлен, а условия для засады самые подходящие.

Валентин Петрович посетил кладбище еще накануне, чтобы заранее определить, где расставить людей. Его поразило, как причудливо судьба плетет свои петли. Найдя шестьдесят седьмой участок, где была захоронена мать Лобастова, он наткнулся на могилу Светланы. Цветы пожухли, холмик осел и только застекленная фотография на железном пруте стояла все так же прямо.

Ребята своими руками отрыли ямку для урны. И нескольких дней не прошло…

Глава двадцать четвертая Радиация

Стоя в проходной еще недавно секретного завода, поставлявшего стабильные изотопы во все концы Союза и монолитного соцлагеря, ведущий научный сотрудник Торба начал было сомневаться, выпишут ли пропуска. Внешне все выглядело, как в прежние времена: турникеты с таймерами, военизированная охрана.

С того дня как он нос к носу столкнулся в своем дворе с Голобабенко, дела быстро пошли на поправку. Владислав Леонидович сперва не узнал в раздобревшем лысеющем мужчине того самого Петьку, с которым учился на одном потоке и даже играл в баскетбольной сборной. Зато Петя так и расплылся в улыбке:

— Владик! Какими судьбами?.. Не признал, чертяка? А ну, давай, вспоминай…

Несколько наводящих вопросов, характерная подробность, забавный эпизод — и все расставилось по своим местам.

— Петрик-Вареник! Ты-то как тут очутился?

— А у меня знакомая! — хитро подмигнул Голобабенко, тряхнув чемоданчиком, где тяжело звякнула стеклотара. — Соображаешь?

— Ах ты, старый греховодник! А я тут живу. Видишь, собачку выгуливаю? — Торба дернул за поводок. — Сидеть, Лаки.

Но спаниель ни за что не хотел приближаться, упираясь изо всех сил, тянул в сторону. Не нравился ему знакомый хозяина, и он стремился выразить неприязнь доступными способами: тянул в сторону, ощерив клыки, издавал угрожающее ворчание.

— Чегой-то с ним? — поинтересовался Голобабенко. — Небось кошку учуял?

— Капризничает. Он у меня недавно такой номер отколол, не поверишь, — и Владислав Леонидович поведал старому приятелю, как они с Лаки наткнулись на труп красавицы-наркоманки. — Лежала, в чем мать родила! Представляешь?

— Спаниели вообще очень чувствительные, — заметил Голобабенко, выслушав с интересом. — Их специально используют для поиска взрывчатки. Если заняться разведением, большие бабки можно настричь.

Разговор перекинулся на экономические темы. Торба поделился своими неурядицами, обматерил правительство, обрекшее науку на вымирание, а Голобабенко вызвался свести его с нужными людьми, которые живо помогут поправить материальное положение.

Договорились свидеться в спокойной обстановке и обстоятельно покалякать.

— Помнишь пивзал на Колхозной? — предложил Петя.