Я, конечно, вспомнил продолжение истории Михаила с Настей, которую мне на днях рассказал Михаил. Ему тогда трудно было рассказать всю историю их любви целиком. Поэтому я особо и не настаивал. Михаил продолжал мне рассказывать эту историю поэтапно. Так ему было легче. Да и я просто не имел права требовать от него всей истории сразу. Ведь Виссарион просто разрушал жизнь Михаила. Как и Наташину, как и множество других жизней и семей. Сильно акцентировать внимание Михаила на этой истории было нельзя. Ведь мы находились в Минусинске. А если он возьмет и пойдет к нему и все-таки его пристрелит, как уже пытался в прошлый раз, когда умерла Матрена. Теперь я это хорошо и явно осознавал, потому что мне хотелось сделать то же самое. Этой возможности тоже нельзя было исключать. И вот на днях Михаил рассказал мне очередную часть этой истории. Вернее даже, очередной этап своей жизни, как он тогда жил и какие муки испытывал, что чувствовал…
«Я честно не знал, что мне делать. Я уже понял, что мне вряд ли суждено быть с Настей вместе. Я оценил степень ее зомбированности, мало того, я при гласил одного из лучших психологов в Москве. И хотя Настя практически не стала с ним разговаривать, что-то видимо чувствовала, но ему хватило и пяти минут, чтобы с уверенностью сказать:
– Работали, Михаил, с девочкой, профессионалы работали!
Единственное, что мне оставалось делать, это ждать развязки. Настя, конечно, не догадывалась ни о чем, но что-то чувствовала. Так еще длилось, какое-то время. От былого счастья и идиллии не осталось почти ничего. Мы жили, как в какой-то прострации. Я был весь в мыслях о Насте и этой секте и мучился вопросом, что делать. А Настя стала догадываться, что что-то не так. Постоянно был один и тот же разговор:
– Ты какой-то напряженный последнее время, что случилось, на студии что-нибудь не так?
– Да нет, Насть, успокойся, просто нервничаю перед выходом диска.
– Но это же твой не первый диск, что ты нервничаешь?
– Да, они, Насть, как дети, все равно переживаешь за каждого, первый он или двадцать первый.
Страшное было время. Его практически и не было, этого времени. Полгода пролетели так, как вроде их и не было, просто пустота, какая-то страшная и ужасная пустота. Я ощущал просто физически, как она тает, исчезает, как льдинка на горячей ладони. Уходит от меня все дальше и дальше. Наши отношения рушились. Былое счастье превратилось в призрак. Я изо всех сил старался оттянуть момент развязки в наших отношениях. Но это только еще больше мучило меня. Страшно ждать, когда твоя любимая, которую ты искал всю свою сознательную жизнь, которая при тебе стала женщиной, красивой, умной, независимой, в то же время мягкой и нежной, может завтра уйти, и уйти навсегда. И не к другому!!! А в нелепую, жуткую секту, которой руководил подонок».
– Но почему вы просто так на это смотрели? Михаил, ну должен же был быть какой-то выход?! Почему вы Ничего не сделали, чтобы решить это все, чтобы как-то это все исправить? Надо же было что-то делать!
– Нельзя сказать, что я ничего не делал. Мы часто беседовали, о добре и зле, о Библии, о Боге, о таланте. Я чуть ли не каждый день вдалбливал ей: «Человек не орудие, у него есть свободная воля, свободная воля – вот то, что отделяет человека от животного».
– А она что?
– Она вроде начинала понимать. Но у меня не хватило времени. Я не был Гарри Поттером, я не мог остановить время....
Вспомнив этот разговор с Михаилом о Насте, я вдруг понял, почему Наташа, та девушка из Риги, покончила с собой. Эта зомбированность, которую подтвердил специалист, приглашенный Михаилом, остается у человека даже тогда, когда он уже не в секте. Это очень, очень плохо и ужасно, это значит, что человек, который находится длительное время не в секте, за тысячи километров от Минусинска, по сути, остается зомби. И никакое время от этого не спасает. По сути, этот человек является сектантом на всю жизнь, или как закодированным, до тех пор, пока его кто-то не раскодирует. А это означает лишь одно: количество смертей тех, кето кончает жизнь самоубийством, среди адептов этой секты может быть просто огромным. Потому что от Виссариона люди все-таки уезжают. И никому не известно, что происходит с ними потом. А случай с Наташей подтверждает, что бы бывшие адепты кончают жизнь самоубийством на почве сектанства. А сколько таких бывших адептов уехало от Виссариона и сколько из них могло покончить жизнь самоубийством – никому не известно. Как и неизвестно точное количество людей, которые в эту секту приезжают и сколько из них кончает жизнь самоубийством в самой секте ежегодно. Это просто ЧУДОВИЩНО.