– Если ты поедешь на вокзал, я не смогу уехать.
Мы вышли на автобусную остановку.
– Не грусти, Миш. И пойми, я ни о чем не жалею. Просто пусто у меня сейчас в душе. Нет там никого, ни тебя, ни меня самой, ни тем более Виссариона. Я немного отдохну дома, постараюсь справиться как-то со всем этим. Я должна справиться, пойми, сама должна справиться. А справлюсь, то приеду, поясок мой у тебя, береги его, перед Богом я твоя невеста.
Показался автобус…
– Ну, Миш, ну не грусти. – Она поцеловала меня. – Ну что, до свиданья, что ли?
Она старалась казаться веселой.
– Да нет, Настя, зачем себя обманывать. Давай прощаться. Ты же больше не вернёшься… Ты это знаешь, и я это знаю… Умоляю тебя только об одном, ты же знаешь, я никого никогда ни о чем не просил, а тебя прошу. Живи, Настя! Живи!!! И постарайся быть счастливой когда-нибудь, и за себя, и за меня, за нас обоих…
– Прости меня, Миш, пожалуйста…
– Да не за что мне тебя прощать, Настя…
– Господи, я сейчас шагну в автобус и больше тебя никогда не увижу… – У нее ручьем потекли слезы…
– Прощай, Настя…
Она шагнула в автобус, и он захлопнул двери. А я стоял, смотрел, как он исчезает в снегу, и думал: вот и еще один ангел покинул эту страну. И опять все из-за этого Виссариона! Из-за этого подонка. Через пару часов мне пришла эсэмэска от Насти: «Я уже в поезде, еду домой, я знаю, что, уехав сегодня, я сделала самую большую глупость в своей жизни, о которой буду жалеть всегда». Я в ответ написал: «Знай, Настя, что бы ты там ни решила, я буду ждать тебя всегда». До Нового года оставалось два часа…
Сейчас она в Минске. Работает. Стихов больше не пишет, ни с кем не встречается, приходит домой, лезет на крышу и слушает свои звезды. Мне не звонит, иногда присылает эсэмэски. Я пишу ей письма, в основном рассказываю, как у меня дела. Она их читает, присылает короткие ответы, одно слово всего: «Спасибо».
Настя – это моя Голгофа и мой крест. Даст Бог, все образуется, откроет Он ей глаза, значит, все получится и мы будем с ней счастливы. Я в это верю и жду этого. Я готов этого ждать столько, сколько понадобится, пусть даже если на это понадобятся годы.
Помимо того, что я пишу ей письма, у меня есть люди в Минске, которые периодически сообщают мне, как она, что она делает, чем она дышит, чем занимается, как живет. Я всегда знаю, где она и что с ней. Иногда я психую, когда она пропадает надолго. Но, повторяю, все эти вопросы касаются только меня и ее. Бог поможет. Я в это верю. Если я все правильно делаю, он поможет. А кто может помочь больше Бога? Да никто. Вот на Него у меня и надежда. Поэтому и пишу Насте в каждом письме: «Настя, помни, заруби себе на носу просто, мой дом всегда ждет тебя, любую, уставшую, веселую, грустную, любую. И моя дверь всегда для тебя открыта, на ней нет замков. Надумаешь вернуться, просто возьми билет и ни о чем не думай, откроешь дверь, а обед уже на столе». Странный роман… гениальной девятнадцатилетней поэтессы и 43-летнего мужчины… Как жаль, что она больше не пишет стихов, вот этого мне жаль больше всего. Обыкновенная девушка с длинными рыжими волосами и с удивительно зелеными глазами…
– Михаил! Но все-таки она же не уехала к Виссариону!!! Это же практически победа. Ведь вам же в конечном итоге, если так подумать, – удалось! И вполне возможно, и я даже в этом уверен, что пройдет чуть-чуть времени, и вы опять будете вместе! Она подумает, все осмыслит, осознает, и вы опять будете вместе и счастливы.
– То, что Настя не уехала пока к Виссариону, не означает ничего. Да, не уехала. Но и не вернулась ко мне. Забилась в своем Минске, спит на крыше, рядом с аистами и по ночам смотрит на небо. Бедная девочка, она думает, звезды ответят ей… Я сломал ее отношение к Виссариону, увы, ценой погубленной любви. Она мне как-то написала письмо по электронной почте:
А в другом написала:
– Она. Саша, ведь тоже была ангелом. Я впервые встретил человека абсолютно не умеющего врать, т.е. вообще не умеющего, даже на мелком бытовом уровне. Звонит телефон, я ей говорю "Настя скажи, что меня нет", а она не может, и звала меня к телефону… Она ведь и в правду верила, что Виссарион – это Христос…
–И каким образом, вам удалось всё – таки сломать эту зомбированную веру? Ведь это же ужасно сложно, почти не возможно.