Секта. Невероятная история девушки, сбежавшей из секс-культа

Я почти забыла об этом. Наша группа никогда не праздновала дни рождения, но мои братья и сестры праздновали. Мы научились этому, когда оставались у бабушки с дедушкой, тогда, много лет назад. Годами мои родители не говорили бабушке и дедушке, где мы живем. Письма они в целях безопасности отправляют с чужих адресов; все продумано на случай, если бабушка с дедушкой захотят отправить деньги. Но это означает, что примерно через шесть месяцев после своего дня рождения ты получаешь открытку от бабушки и дедушки. Они никогда не забывают. На лицевой стороне обычно веселый комикс. Иногда на ней изображена большая цифра, и внутри, в их письме, написанном от руки, говорится о том, какой ты особенный и что они любят тебя и скучают по тебе. Наверху всегда надпись: «Вот тебе пять фунтов», рядом с куском липкой ленты, оторванной от пустой открытки.

Они нас помнят.

Так что теперь Кейт помнит дни рождения всех нас и всегда делает что-нибудь для каждого. И я знаю, что, поскольку здесь только наша семья, сегодня она выложится на все сто процентов. Я встаю, желая поскорей отделаться от рабочего дня и праздновать.

Солнце кажется угасающим. Оно впервые движется так медленно. В конце концов мы садимся за ужин, и тогда я вижу это. Кейт вносит торт для меня. Это большая буква «R»[12], сделанная из сухого молока, воды и сахара, с одной из наших безопасных свечей, торчащих из него. Я смотрю на братьев и сестер – их лица светятся, все широко улыбаются и поют в унисон. Когда мы разрезаем «торт», Крис наклоняется и говорит мне: «Девять лет! Ты становишься такой большой, Бекси-Сапожок!»

Я знаю это. Я чувствую себя другой сегодня – так, словно я взрослая.

* * *

С моего дня рождения прошло несколько месяцев.

Мое лицо прижато к ковру, его жесткая ткань пахнет скисшим молоком. Она врезается мне в лоб. Мое дыхание учащается, забиваясь обратно мне в нос, горячее, пропитанное молочным запахом. Их руки на моем теле – всюду. Все в доме собрались здесь для ритуала.

Дом Бирмингема теперь полноценная коммуна. Все правила на месте, расписания выполняются. Дом полон новых семей и лидеров, включая дядю Джуда. Он безжалостен. Он жесток. Он полный аут.

И он – наш лидер.

Джуд возглавляет изгнание из меня бесов. Подобное случается не каждый день. Изгнания редки, их проводят, когда кто-то совершает серьезный проступок.

Такой, какой совершила я.

– Тар-тарабар, тар-тар-тар-барара-бар, спасибо, Господь.

Бормотание людей, «говорящих на языках», заполняет мои уши, раскаленные добела. Я чувствую, что мое лицо покраснело, но не то чтобы кто-то мог это увидеть, потому что я стою, скрючившись, на корточках, наполовину в молитвенной позе – наполовину, потому что я чувствовала бы себя безопаснее, если бы могла накрыть голову руками. Мне слишком стыдно, чтобы я могла смотреть на кого-то.

Лежащие на мне руки ощущаются как погружение в морские волны, но вода в этой пучине сделана из частей человеческих тел. Прикасаются к моим ступням. Плечам. К каждой моей клеточке. Их руки жгут сквозь одежду, кожа к коже. Руки людей, которым я отвратительна, которые разочарованы во мне и стыдятся меня.

Голос дяди Джуда врезается в хоровод:

– Господь, мы молимся за это дитя, которым завладел демон, демон лжи. Эта девочка приняла сего демона и позволила ему говорить ее устами, вторгаясь в наш дом вместе с ее ложью.

– Тар-тар-тар-барара-бар, спасибо, Господь.

Бормотание становится громче. Некоторые руки на мне начинают трястись. Мне все жарче и жарче.

Это уходит демон?

Та моя ложь дяде Джуду была такой глупой. Я написала записку моему брату Джоэлю в попытке его защитить. В коммуне повсюду информаторы. Иногда люди обманывают тебя, сбивают тебя с толку, а затем на тебя доносят. Сын Джуда, Амос, которому четырнадцать, по сути, был одним из них. Они зовут таких вожаками – по аналогии с баранами, которые помогают пастуху направлять стадо. Мы зовем их шпионами. Я видела, кто такой Амос, и хотела, чтобы Джоэль был с ним осторожен, так что написала Джоэлю, предупреждая его. Джоэль прочел мою записку и сунул ее в диван, за край сиденья. Несколько дней спустя ее нашла уборочная бригада.

Глупо. Я должна была все дважды проверить. Всегда проверяй все дважды.

После того как записку обнаружили, в ход пошла инквизиция. Они допросили нас, одного за другим. Я солгала. Может быть, мы бы выпутались из этого, если бы никто ничего не сказал. Затем они объявили, что дети не будут есть до тех пор, пока виновник не сознается, и я понимала, что это не было пустой угрозой, потому что Джуд никогда не угрожал впустую. Я немедленно вышла вперед. Частью моего наказания, или пути к тому, чтобы сделаться «лучше», должен был стать обряд изгнания бесов.

– Мы изгоняем из нее это зло! Мы просим тебя простить ее за ее ненавистную неправду.

Теперь люди орут на языках. Мое лицо все еще прижато к полу, это ощущается так, словно я в туннеле из звуков, рук и жара. Все трясется.