Секта. Невероятная история девушки, сбежавшей из секс-культа

Собрание заканчивается, и мы молча поднимаемся на холм завтракать. На завтраке раздают горячий яблочный сидр под названием «винни», резковатый, но вкусный. Одна из матерей останавливается рядом со мной и Софи и спрашивает с улыбкой:

– Вы осознаете, что живете под властью фашистов?

Софи выдавливает слабую улыбку. Могу лишь представить, чего стоит сейчас сохранять спокойствие моей либеральной, обожающей альтернативные течения, открытой подруге. Происходившее на собрании, вопрос этой женщины – все будто направлено лично против Софи.

В начале путешествия мы с Софи обсуждали нашу позицию и определили рамки: если хотим получить доступ к группам и, в конечном итоге, разрешение распаковать камеры, нам следует засунуть наше личное мнение о том, что мы можем увидеть, подальше. Однако наша позиция не означает лжи. Я разрываюсь между нежеланием становиться гнусной обманщицей и осознанием, что, если мы надеемся заполучить материал, лучшая стратегия – быть невидимыми, безобидными и налаживать отношения. Мы должны быть объективными наблюдателями, а не рекламщиками для другого образа жизни или судьями того, как живут они.

Мать продолжает:

– Разумеется, то, как мы живем, некоторым не нравится, и нам приходится приносить жертвы. Я знаю, что, вероятно, доживу до того, как увижу своего сына обезглавленным в Конце Времен.

Ее растерянное лицо почти ничего не выражает; ероша светлые волосы своего пятилетнего мальчика, она говорит это, как если бы речь шла о чем-нибудь легкомысленном вроде «Джонни любит конфеты».

Я смотрю на ее ребенка. Когда мать рассказывает, что ему отрубят голову, он не пугается. Словно уже слышал об этом и принял предназначение стать одним из святых детей в Последние дни. Мне слишком хорошо знакомо подобное ощущение из моего собственного детства. Конечно, мы должны были пасть на войне, конечно, нам не суждено было вырасти: такова была наша цель, и она считалась почетной.

Мне много раз приходилось видеть, как дети использовали диссоциацию, чтобы выжить. Им приходится заглушать чувства – и не только в группах, подобных этой. В обычной семье, охваченной враждой и ссорами, где мама пьет или принимает наркотики, а папа постоянно зол, случается так же. Дети гибки и выносливы – до определенной степени, и диссоциация позволяет им выдержать невыносимые вещи.

В следующие несколько дней мы с Софи полностью интегрируемся в общину. Я собиралась попробовать их образ жизни – именно это мы и делаем. От нас ждут, что мы станем участвовать во всех собраниях, мы работаем в полях, собирая капусту. Дежурим на местной фабрике у них на ферме и делаем «Зеленый напиток» – лечебный смузи на продажу.

Подъем в 6:00

Собрание в 6:15

Завтрак в 7:30

Уборка после завтрака 8:00–8:30

Работа в поле 8:30–12:00

Ланч 12:00–12.45

Приготовление ужина 15:00–18:00

Ужин 18:00–19:00

Собрание 19:00–20:30

Работа по дому 20:30–23:00

Неизменная, движущаяся по кругу рутина делает коммуну похожей на хорошо отлаженную и работающую без остановки машину. Нет перерывов, нет времени поразмыслить о том, как прошел твой день, обдумать уроки собраний, нет времени препираться, бездельничать и сквернословить. Каждый «тик-так» был бы на учете, если бы здесь имелись часы.

Мой хлопковый платок собрал все улики того, как мы проводим дни: запах дыма с утреннего собрания все еще со мной во время завтрака, приставшая грязь полей – на ланче, иногда это грязь с капусты, которую мы собираем, запах вареной картошки, которую готовим на ужин.

Такое положение вполне нормально для коммун и сообществ; контролировать большое количество людей легче, если все их время расписано, – когда ты постоянно занят, это дает ощущение, словно у тебя есть цель, плюс, если ты постоянно вымотан, тебе труднее думать и сомневаться в чужой власти. «Много рук делают легкую работу», «бесполезные руки – дело дьявола»… Священные писания, по которым нужно жить.

Тем временем мы пытаемся завести друзей, узнать людей поближе, завоевать немного доверия – позволить им увидеть в нас скорее людей, чем «посторонних». Но между нами и членами группы – дыра, проделанная теми рейдами. Детали рейдов и их последствий все еще известны не до конца. У нас нет времени остановиться, прочесть новости, наверстать упущенное, и часть меня чувствует, что знание большего количества деталей едва ли будет полезно.

Еще нет.

Наличие жесткой повседневной рутины не позволяет запросто пообщаться с детьми. Они такие тихие и взрослые – здешние дети. Их жизнь полна взрослой ответственности. Шестилетняя Афра, чьей обязанностью является каждый день кормить коз; Калах, которому восемь, пропалывает сады с ловкостью взрослого, десятилетний Элиаб, работающий молотком и пилой с пугающей уверенностью мастера. В коммуне живет около тридцати детей – бесценная рабочая сила.