Секта. Свидетели убийства гражданина Романова

Об отношении Николая к Церкви мы уже писали, как и о связи его с Распутиным. Свободы 1905 года тоже ставятся ему в вину, особенно свобода слова, а также нерешительность, то, что он ничего не сделал, чтобы предотвратить революцию. Эти обвинения не сказать, чтобы справедливы, — явно оккультные секты и революционеры размножились не потому, что о них стало можно писать в газетах, они и в подполье чувствовали себя вполне комфортно. А уж предотвратить революцию было невозможно технически, что ни делай…

Ну, и далее: «Если рассматривать вопрос о прославлении бывшего Императора, исходя из его страдальческой кончины, то она не дает оснований говорить ни о ней как осознанном подвиге самопожертвования, ни о нем как святом страстотерпце. Он пострадал не за христианские убеждения, а как политический деятель. Сначала расстреляли Великого князя Михаила (о канонизации которого как князя-страстотерпца вопрос не ставится, что является еще одним свидетельством политической, а не церковной мотивации идеи канонизации бывшей царской семьи)…

Полностью не соответствующими действительности выглядят при этом утверждения о добровольном принятии последним Императором смерти за свой народ. Имеются прямые свидетельства, что бывшая августейшая семья стремилась уехать за границу… Более того, Николая Александрович намеревался после умиротворения обстановки в России вернуться и жить на своей даче в Крыму…

Страдания и смерть последнего Императора объективно говорят лишь об одном: Бог дал ему возможность пострадать за те грехи, которые он совершил (осознанно или неосознанно) против России».

Еще более неожиданные вещи пишет церковный историк Дмитрий Поспеловский — человек, как мы помним, вообще без советского прошлого. Жил на Западе, был членом НТС, сотрудничал на радио «Свобода». В оценке доклада Синодальной комиссии по канонизации он совпадает с Осиповым: прославление последнего самодержца вызвано политическими и конъюнктурными причинами[103].

Но вот дальше…

«…Сам Николай II нанес колоссальный удар по народной вере в царя и сакральность монархии…», затем то, о чем мы уже писали: о жестокости, безразличии к жизни подданных, «кровавом воскресенье» и пр., которые «рассеяли последние народные иллюзии о царе, до которого только надо добраться со своими нуждами, и он все решит по справедливости. Но поскольку царь в государственно-церковной „пропаганде“ отождествлялся с Церковью, особенно в синодальную эпоху, охлаждение народа к царю сопровождалось таким же отношением к государственной Церкви. А быть может, и наоборот: охлаждение к официальной Церкви способствовало охлаждению к фигуре самодержца… Даже такой реакционер, как Победоносцев, называл положение в Церкви невыносимым, „где народ тупо стоит в церкви, ничего не понимая“»[104].