Секта. Свидетели убийства гражданина Романова

Покончив с «промежуточными» похоронами, Юровский, по его словам, пошел в облисполком, нашел там Голощекина и Сафарова, нажаловался, что Ермаков развел бардак и ничего толком не сделал. Сафаров отнесся к новостям философски, Голощекин же вызвал Ермакова и, обругав, отправил доставать трупы. Затем Юровский направился к председателю Совета Чуцкаеву — тот посоветовал ему «какие-то глубокие шахты в лесу».

К тому времени о расстреле знало столько народу, что трупы можно было вообще не прятать. Но с ними возились до утра 19 июля. Вытащили из временной «могилы», поехали прятать дальше, глубокие шахты не нашли, вконец застряв в лесу, пытались сжечь и под конец закопали в яме на дороге. При этом предосторожности были предприняты совершенно безумные: например, в каком-то промежуточном месте стали копать могилу, но тут появился крестьянин, который только мог их видеть, и они, отказавшись от своего плана, отправились дальше.

Момент восьмой. Зачем такие усилия? Все равно белые без особого труда выяснили судьбу Романовых. Версия «для народа» в устах бывшего чекиста Никулина звучит так: «Если бы даже был обнаружен труп, то, очевидно, из него были созданы какие-то мощи, понимаете, вокруг которых группировалась бы какая-то контрреволюция…»

Это все продолжение сказки о «страшном монархистском заговоре». Какая «контрреволюция» может в восемнадцатом (!) году группироваться вокруг тела самого непопулярного царя за всю российскую историю? И даже если так — то в сутолоке эвакуации Екатеринбурга у большевистских руководителей только и заботы, что противодействовать какому-то гипотетическому «культу», который, может быть, когда-нибудь… Есть тела — будут «мощи», нет — самозванцы, что гораздо хуже. (Кстати, отсутствие самозванцев лучше всего свидетельствует о реальной популярности Романовых в частности и монархической идеи вообще в русском народе.)

Если уж говорить о скрытности, то Юровского совершенно не заботило, что множество людей знает о расстреле. Одни двадцать пять красногвардейцев Ермакова обеспечивали звон по всему городу. Однако ему важно лишь, чтобы не нашли трупы, а если нашли, то не опознали. И, судя по бешеной активности, волнует его что-то близкое и конкретное, а не какой-то культ.

Какие ужасные последствия могли произойти для уральцев, если бы Романовых нашли и опознали? Притом, что в Москву уже ушла телеграмма о казни, а через несколько часов Белобородов и вовсе всех заложит? Да никаких: представьте себе процесс над старыми большевиками, которых судят за убийство царя! Никакая контрреволюция Ленину так не нагадит!

Правда, у Юровского своя подчиненность. Есть ли у него основания опасаться, что его приведут в комнату, где лежат его подопечные, выкопанные и опознанные, и некто в кожанке, поигрывая наганом, вежливо спросит его: «Яков Михайлович, и как же такое вышло?»

Да тоже нет. Сейчас в Екатеринбурге правит команда Голощекина — кто и о чем его спросит? Когда она уйдет, придут белые — кто тогда поймет, как все вышло? Что же касается «белого» следствия, то… пусть клевещут!

Да, но потом… И тут с нами злую шутку играет послезнание. Это у нас есть «потом», но не у Юровского с Голощекиным. Взятие власти большевиками изначально было совершенно безумной авантюрой. Обитатели Кремля считали дни, проведенные ими у руля державы. Когда продержались дольше Парижской коммуны, ликование было огромным: на рекорд идем! Ни о какой окончательной победе не было и речи. Торжество социализма в отсталой лапотной России являлось полным бредом с позиций как и без того утопической теории Маркса, так и реальной истории. Большевистское руководство, конечно, будет бороться до последнего и погибнет с честью (или столь же честно уйдет в эмиграцию), и песни о них будут петь… но завтра падет Екатеринбург, а послезавтра — Москва, и тогда некому будет спрашивать с Юровского о судьбе заключенных. Надо лишь пережить несколько дней до прихода белых.

Что-то мы совсем запутались в этой истории. Ни мотива, ни логики — ничего…

Ищем почерк… и находим

Я уже писала о странном пристрастии Уралсовета к Романовым. Данные деятели их буквально коллекционировали.

В марте 1918 года брат Николая, великий князь Михаил Александрович, был выслан из Петербурга в Пермь. Устроился он там неплохо: привез с собой обширный багаж, проживал в лучших номерах лучшей гостиницы, ходил в театр, катался на личном «Роллс-ройсе», держал при себе секретаря, лакея и шофера. Уж он-то имел все возможности скрыться — но не предпринимал никаких попыток бежать.