Секта. Свидетели убийства гражданина Романова

Но почему-то, едва прогремел великий Февраль, как Церковь заговорила совсем по-другому. В первую очередь иерархи, потому что, читая тогдашние документы, мы то и дело натыкаемся на требования «принять меры» к тем священникам, которые продолжают молиться за царя и в проповедях защищать монархию. А вот священноначалие поддержало Февраль сразу и полностью. Один-единственный архиерей осудил революцию — это епископ Екатеринбургский и Ирбитский Серафим (Голубятников). 2 марта 1917 г. он произнес проповедь, в которой заявил: «Кучка бунтарей окаянных обнаглела до того, что осмелилась посягнуть на священные права помазанника Божьего, нашего царя-батюшку», и призвал паству «умереть за царя». Но проповедовал он недолго: уже 10 мая 1917 г. епархиальный съезд духовенства постановил изгнать епископа из епархии — случай беспрецедентный.

Серафим был один такой. Гамма чувств прочих иерархов варьируется от восторженной до философской: была, мол, такая власть, а теперь стала другая власть, это нормально, дело житейское.

Типичным примером такого осмысления ситуации можно назвать проповедь экзарха Грузии, архиепископа Карталинского и Кахетинского Платона 8 марта 1917 г.

«Триста лет назад русский народ вручил свое самодержавие Михаилу Федоровичу Романову под сенью одной из костромских обителей. Теперь он, почувствовав и сознав свою политическую и гражданскую зрелость, выразил желание взять самодержавие назад, а Царь исполнил это желание»[42].

Ему вторит епископ Омский и Павлодарский Сильвестр (Ольшевский), который 10 марта 1917 г. в обращении к народу говорил:

«Император Николай II, давший при своем священном миропомазании обет перед Господом блюсти благо народное, снял с себя обет отречением от престола и от верховной власти. Величайший долг устроения государственной жизни приняли на себя народные избранники из государственной Думы. Они составили временное правительство, которое ныне заменило собою царскую власть. Так, своим отречением от престола император Николай II не только себя освободил, но и нас освободил от присяги ему. Наш долг повиновения за совесть мы должны поэтому перенести всецело на новое Временное Правительство»[43].

В данных высказываниях присутствует изрядная доля лукавства, потому что этот царь это желание так просто бы не исполнил (о чем мы еще поговорим). Но важно, что это не «центристские» взгляды, это крайне правый фланг. Справа от Платона и Сильвестра — пустыня с одинокой фигурой о. Серафима в качестве вопиющего в ней.

Большинство иерархов вообще уходили от осмысления ситуации, сосредоточившись на злободневном: как вести себя пастве при новой власти? Соблюдать спокойствие. Всемерно помогать новому правительству в ведении войны. Повиноваться «властям земным», как велит Священное Писание.

Но было и меньшинство. И высказывалось это меньшинство куда круче.

Из проповеди епископа Костромского и Галичского Евгения (Бережкова). 10 марта 1917 г.

«Величие и мощь народного духа проявились удивительным образом: только плечом повел русский богатырь, и пали вековые оковы. Исчезли все препятствия, стеснявшие его шествие по пути к свободе, солнце которой ныне во всем блеске засияло на святой Руси»[44].

…

Из послания к пастве викария Полоцкой епархии епископа Двинского Пантелеймона (Рожновского). 16 мая 1917 г.