Мы жили в такой грязи, что даже мне, ребенку, было противно. У некоторых девочек начались месячные, и я не представляю, как они справлялись. У нас не было ничего для личной гигиены. Все наши вещи обычно валялись в одной огромной куче, приходилось в ней ковыряться и выдергивать свое. Конечно, вещи часто пропадали, или мы носили чужое. Но считалось, что это все неважно и нельзя придавать этому значения. Держать свои вещи отдельно от других или как-то оберегать их тоже считалось неправильным, будто ты жадный и индивидуалист.
Я всегда пыталась найти некую золотую середину, чтобы давать поменьше поводов ко мне придраться. Мне очень нравилось шить, и однажды я загорелась идеей нашить занавесочек для полок, на которых вдоль нар, где мы спали, хаотично валялась наша одежда. Я подумала, что если занавесочками прикрыть этот хаос, будет красивее. Воодушевившись, я нашла где-то ткань, вбила гвозди, натянула над полками веревочки и повесила на них сшитые на руках занавески. Красные в белый горошек. Я была очень горда собой.
Но меня чуть саму на них не повесили. Когда взрослые это увидели, они страшно возмутились моим мещанским складом ума. Во время публичной порки меня спросили: «Может, ты еще и о теплом сортире мечтаешь?» О, да! Как я мечтала о теплом сортире!
Туалетом у нас служил деревянный домик в дальнем конце участка… Туда было очень страшно и холодно ходить, он был весь загажен, и кто-то даже умудрялся постоянно писать внутрь прибитой к стене коробочки, где должна была находиться бумага, точнее, кусочки порванной газеты, которые служили нам туалетной бумагой.
Одна из моих подружек учила меня обходиться без бумаги. Она оттягивала вниз свою майку и подтиралась ее краем. Потом переодевала ее наизнанку, а еще потом задом наперед. Таким образом ее хватало на много раз, хвасталась она выдумкой.
Вообще, знать, а тем более предугадать все запреты и их объяснения было невозможно. Никакая линия поведения не позволяла гарантированно избежать побоев, доносов от твоих же друзей или опалы. Могло повезти только изначально: родиться членом семьи Главного, и при этом ни в чем ему не перечить. Как его младшая дочка Юлия Викторовна. Она никогда не бывала в опале, и жизнь ее – полная корзина. А вот с его старшей дочерью, тетей Катей, случилась совсем другая история – я писала об этом выше.
Я знала, что такое домашний уют, потому что в моей жизни была баба Таня.
Баба Таня – самое вкусное и теплое воспоминание детства.
Когда наша коммуна уходила в подполье, и мы вынуждены были скрываться и ходить в разные школы, мне приходилось врать про родителей в загранкомандировке (ах, как романтично!) и говорить, что я живу у родственников. Тогда моими родственниками «назначили» родителей одного нашего парня, Мишки, которые жили в Дмитрове. С каким же наслаждением я играла в эту игру! Иногда я приходила вместе с Мишкой к ним в гости, и они были добры ко мне. Тетя Галя и дядя Валера кормили нас домашней едой; никогда не забуду вкус яичницы и яичного супа с картошкой. Ведь в секте я никогда не ела яиц.
А Мишкина бабушка, баба Таня, которая жила рядом со школой, куда мы ходили, снится мне до сих пор. Она угощала меня оладьями, жареной картошкой прямо со сковородки и конфетами «Полет». Никогда я больше не ела таких домашних оладий и такой жареной картошки; никто так вкусно не пах домом; ни у кого больше не было таких цветастых и мягких фланелевых халатов, которые можно было обнимать на вешалке; никто так больше не шаркал валенками по коридору, приближаясь к комнатке с охапкой дров; и никто так не сидел у окна в темную раннюю стужу и метель, выжидая, когда же я приду, чтобы меня согреть, и никто так не сердился, когда я опаздывала, потому что думал, что со мной что-то случилось…
На Мишку баба Таня часто сердилась и ругалась, так как он был настоящим хулиганом. Он делал с мальчишками «пшихалки» и для забавы бросал их бабушке под ноги – посмотреть, как смешно она будет уворачиваться от взрывов. Пшихалками назывались старые патроны, в которые мальчишки состругивали серу со спичек, а потом с помощью резинок и палочек делали небольшие затворы, чтобы при поджоге эта нехитрая конструкция взрывалась. Однажды бабушку Таню это так взбесило, что она потеряла над собой контроль и, схватив огромные портновские ножницы, начала гоняться за Мишкой, пытаясь его то ли ударить, то ли пырнуть. Мне было очень страшно.
Иногда я просила у бабушки Тани денег, чтобы купить себе в дмитровском «Детском мире» наборы для шитья мягкой игрушки. Мне очень нравилось шить игрушки. Я дарила их и бабушке Тане, и родителям, и своей бабушке, когда была возможность их им передать.