Секция плавания для пьющих в одиночестве

Мара дважды перечитал статью, пока ехал в метро от Медведково до Ясенево по длинной оранжевой ветке. Он устал, и в голове его не нашлось ни одной мысли по поводу прочитанного. Только что-то скрипнуло у него в груди — какая-то давно заржавевшая, застрявшая в механизме деталь, которая вот-вот должна была отвалиться и привести в действие какое-то смутное движение у него внутри. Ему было плохо, словно перемена предвещала нечто страшное. И вместе с тем ему было предательски хорошо, потому что пока он скрывается от своей мечты с десяти до шести каждый будний день, от него как будто ничего не зависит.

Закончив рабочий день, он чувствовал себя опустошенным и безответственным. Это было тупое, приятное до зубной боли состояние, потому что проведенное на работе время казалось наполненным иллюзорным смыслом.

Начались и закончились выходные, которые Мара безвылазно провел дома, наиграв шестнадцать часов в Dark Souls. А потом начался новый лишенный смысла понедельник. И он был к нему готов, и он знал, что не будет этой глупой смене дней ни конца ни края. Секунды и часы после долгого перерыва обрели свой настоящий вес. Мара обманом возвращал себе это давно утерянное чувство времени.

В понедельник поздно вечером, в темноте, он вернулся домой и сразу лег на матрас, уткнувшись носом в подушку. За окном завывала метель. К ночи сильно похолодало. На Яндекс-музыке второй час играл рандомный плейлист с поднадоевшим еще в первые десять минут инди-фолком, но Маре было лень вставать, чтобы поставить что-нибудь другое. Пустота у него внутри сейчас была теплой и даже почти приятной из-за скопившейся в нем физической усталости. Может быть, где-то глубоко под толщей его внутренних вод айсберг дал едва заметную трещину, но о полном таянии ледников в его душе, конечно, речи и не шло. Просто какой-то усердный механизм, скрипя и дребезжа, заработал у него внутри, избавляясь от лишних шестерней. Но в этой обманчивой поправке не было никакого смысла, и она так же быстро могла смениться новой депрессией. Работа немного спасала его от самого себя, от лишних мыслей, хотя это спасение все же было временным и ненастоящим. Мара чувствовал, что однажды не выдержит, снова сорвется и уволится. Он всегда уволнялся: он никогда не мог продержаться на очередной работе даже до отпуска.

Но пока Мара был всего лишь теплым и пустым одиноким человеком, которого в холодильнике ждала недешевая полуфабрикатная овощная смесь и пара банок крепкого пива. По крайней мере, завтра он не умрет от голода. Его не возьмут в осаду соседи, он оплатит счета… А творчество? Об этом он, как всегда, старался забыть, как о занозе, которая рано или поздно должна выйти из его тела сама, оставив Мару, как и большинство подобных ему мечтателей, на обочине жизни, смутно недовольным собственным унылым существованием, но слишком уставшим, чтобы что-то изменить. Сейчас он поужинает, выпьет только одну банку «Балтики-9» и рано ляжет спать, чтобы не проспать. Завтра будет вторник — очередной тяжелый день с кучей бессмысленной работы.

Мара поднялся с матраса, когда на полу завибрировал телефон. Он подскочил к нему, мгновенно избавившись от сонливости, отключил от зарядки и включил экран. Конечно, это была она.

Лиза, 28 ноября в 20:52:

Привет, Мара. Как у тебя дела?

Мара, 28 ноября в 20:52:

Привет. Ничего, устроился на хреновую работу, пытаюсь рисовать, только пока не очень получается.

Он задумался на несколько секунд, потом дописал:

Мара, 28 ноября в 20:53:

Прости, что не писал, было много дел. Сейчас мне немного получше, наверно, это благодаря тебе.

Лиза, 28 ноября в 20:54:

Это хорошо, что ты стараешься, а то я немного волновалась. Ты же знаешь, что мне особо нечем заняться, вот я сама себя накручивала. Надеюсь, летчики-камикадзе облетают тебя стороной?

Он улыбнулся, застыв в центре комнаты.

Мара, 28 ноября в 20:54:

Так и есть. В последнее время они, кажется, перестали меня беспокоить. Только осьминоги иногда дают о себе знать, но я стараюсь быть осторожным, чтобы не попасть к ним в щупальца.

Лиза, 28 ноября в 20:54: