Теперь я не могу, как ни пытаюсь, вернуть себе хотя бы краткий миг искреннего восторга. Я давно уже забыла, каково это — испытывать настоящую жажду и настоящий голод. «Давно» — вот то самое слово, что реет надо мной, как стервятник. Не дает мне покоя, не упускает из виду.
Ни один фильм уже «давно» не способен разбудить во мне чувства. На произведение искусства я привыкла смотреть глазами самодовольного критика, подмечающего набор приемов и аллюзий. Или скорее — глазами высушенного работой юриста, ищущего ошибки в бумагах. Но я уже не способна видеть картину целиком. Каждый год моей жизни как лишний камень на шее.
Что стало с той девочкой, которой я когда-то была?
А может, и не было ее никогда? Может, я только ее выдумала? Может, я слишком добра к себе, и никогда во мне не было ничего особенного: ни страсти, ни воли к жизни?
Но теперь уже слишком поздно поворачивать назад, чтобы искать ответы. Как там говорится: дважды в одну реку не войдешь? Мне слишком много лет, чтобы пытаться изменить себя. И, наверно, слишком много лет, чтобы без опаски смотреть в будущее.
Что меня ждет теперь?
Я не знаю. У меня уже не будет детей. Впрочем, я никогда их не хотела. Когда-то я думала, что у меня была любовь. А была ли она на самом деле или нет — сейчас уже не так важно. У меня есть работа. Это плюс. Но и она по прошествии лет все больше и больше кажется мне бессмысленной. Это минус.
Когда я начала пить каждый день? Два-три года назад? Но корни проблемы, конечно, уходят намного глубже. Я давно стала задумываться, что с моей жизнью что-то не так. А поговорить обо всем этом не с кем.
Кажется, еще в детстве, в лагере у озера, я ощутила первый толчок сомнения. Помню смутно. Вроде я заблудилась в лесу и вышла к воде, чтобы меня поскорее нашли… Но медленно садилось солнце, а вожатые все не появлялись. Тогда я впервые оказалась по-настоящему одна. И тогда же я, наверно, подумала, что быть одной вовсе не так уж плохо.
Одиночество и вода — вот что действительно меня интересует. Подсознательно я знала об этом всю жизнь. И только в последние годы я стала чаще прислушиваться к себе — не для того ли, чтобы расслышать тихий зов с глубины и отозваться на него, когда придет время? Если так, то я буду ждать этого момента. Буду ждать в предвкушении — и все же надеяться, как в детстве, наблюдая закат над прудом, что этот момент никогда не наступит.
~ ~ ~
Лиза открыла глаза, села на кровати и улыбнулась фотографии брата на уголке стола.
— Доброе утро, — сказала она.
Это был ее сотый день в санатории. И он должен был стать всего лишь одним из бессмысленного множества других. Но думать об этом ей совсем не хотелось.