Секунда до Эдема

Увидев торчащий из пакета меховой кончик, Винсент даже не стал спрашивать, на что ушли деньги. Ему было достаточно факта, что слаксы, рубашка и футболка имели место быть в бог-знает-каком-но-хоть-каком-то гардеробе. Винсент пожимал плечами. Ему было не до этого. Самоедство в сочетании с отсутствием вдохновения толкали его на край пропасти, за которым уже не предвещалось никаких радостей. Винсент не хотел оказаться на дне затянувшегося кризиса, на дне творческой карьеры, на дне жизни, потому что это не жизнь, если он не творил. У него часто случались параноидальные моменты, когда перерыв даже длиною в сутки наталкивал на «вот оно, началось, опять», но сейчас это не была паранойя – все по-настоящему. Его убивало то, что он не мог писать, что мысль, которой посчастливилось выйти на бумагу, одета не в те слова и не с теми смысловыми акцентами, что все это фальшь-фальшь-фальшь, ощущаемая слишком явственно, но продолжавшая литься из него, как из рога изобилия. Он устал говорить себе, что сегодня не его день. Он устал попусту переводить чернила. Он устал подавлять в себе желание выть волком и рвать волосы на голове. И тогда он решил.