Секунда между нами

– Чем хочешь заняться теперь? – спрашивает он. – Сегодня твой последний день здесь.

Она глубоко вздыхает, представляя белоснежные пляжи, соленые волны, холодное пиво и барбекю с лучшим другом, и улыбается.

Ведь теперь она знает: этот день и этот момент – здесь и сейчас – единственное, что у нас есть на самом деле.

Сорок два

РОББИ

«Робби?»

Ее голос. Где-то рядом со мной.

Залитая солнцем улица, Дункан и Австралия постепенно тают, как сон на рассвете.

Вдруг стало совсем темно.

Мы в машине?

Ну конечно, мы в машине. Теперь ее тайна раскрыта: об отце, болезни Гентингтона, о том, что Дункан был первым, кому она все рассказала, об обследовании. Результаты были уже готовы, поэтому она и нервничала в машине. Наверное, она получила сообщение, что ей нужно связаться с неврологом в Сиднее.

Но где же машина? Почему до сих пор так темно?

Глаза начинают перефокусироваться.

Дженн здесь.

Но мы по-прежнему на парковке, и она с улыбкой смотрит на меня.

Я не понимаю.

– Зачем ты вышел? Холодно же, – произносит она и тянется ко мне, чтобы поцеловать так сладко, что я чувствую ее поцелуй всем телом.

Она видит меня.

Что это значит? Мы очнулись? Все прекратилось?

Смотрю на парковку – моя машина на месте. Внутри какая-то тень, движение. Это тот, «прежний» Робби.

У меня сводит живот.

Мы все еще в ее воспоминаниях.

Но почему она не очнулась? Ведь я все знаю. Знаю ее тайну.

Я сделал все, что нужно. Или не все?

– Дженн, ты должна очнуться, – говорю я, протягивая ей руку. – Нам нужно уходить.

Она хмурится:

– В смысле? Почему уходить? От чего?

– Я тебе потом все объясню, – настаиваю я. – Прошу тебя, просто доверься мне! Очнись, пожалуйста!

– Ты меня пугаешь, – говорит она дрожащим голосом.

– Прости, прости. Но разве ты не понимаешь – это все нереально.

– Чего я не понимаю, Робби? – спрашивает она. Ветер треплет ее волосы. – Ты говоришь какую-то ерунду.

Нужно сделать так, чтобы она поняла.

– Где ты сейчас была? – спрашиваю я, сжимая ее холодные руки. – До того, как пришла сюда?

Она неуверенно улыбается:

– В больнице. Ты же знаешь.

– Точнее, Дженн. Где именно ты была? Что ты делала?

Она открывает рот, чтобы ответить, но потом застывает, моргает.

Потирает виски.

– Я и правда чувствую себя немного странно, – говорит она тихо. – Давай лучше поедем домой.

Мне больно видеть ее такой – растерянной, совершенно сбитой с толку, беспомощной. Но она должна все понять. И я заставлю ее.

– Мы не можем поехать домой, – отвечаю я, – пока ты не очнешься. Я не смогу уйти от грузовика, пока ты не дашь мне это сделать. А мы должны сделать это, Дженн. Я просто хочу, чтобы ты была счастлива. Пусть и не со мной, пусть с Дунканом, если ты хочешь, вернешься к нему…

– Вернуться к Дункану? – Морщинки на ее лбу разглаживаются, и она улыбается. – Робби, я люблю тебя, – медленно произносит Дженн. – И всегда любила только тебя.

Мое сердце поет от радости.

Внезапно все воспоминания и их перемещения между ее детством и нашими отношениями обретают смысл.

В последние секунды перед смертью ее подсознание возвращается к нам. Ко мне.

Потому что она любит меня.

Несмотря на все мои недостатки.

Несмотря ни на что.

– И я тебя люблю, – говорю я срывающимся голосом. – Очень сильно.

О господи, мы снова будем вместе, мы можем сделать это. И я буду любить ее каждую секунду своей жизни, буду поддерживать ее, независимо от того, какими окажутся результаты обследования, – мне на это наплевать, я просто хочу быть с ней.

Я сделаю все, чтобы она была счастлива.

По ее лицу пробегает какая-то тень. Она смотрит куда-то за мое плечо.

– Грузовик, – произносит она так тихо, что я едва слышу. На секунду ее глаза остекленели. Потом она резко переводит взгляд на меня, так, будто туман в ее голове начал рассеиваться. – Мы куда-то ехали, ты был за рулем… Мы разговаривали. Я собиралась тебе сказать…

Она обрывает фразу.

Ее вдруг начинает трясти.

– О боже.

Ее лицо перекосилось. Она смотрит прямо на меня, в глазах стоят слезы.

У меня тоже.

Ведь теперь наконец я все понял. Ее тайна не имеет никакого значения – это не может предотвратить катастрофу. Что бы я ни делал – все бесполезно. Потому что она до сих пор думает: все кончено.

И настало время прощаться.

Как сказано в книге Фай.

Вот почему теперь она меня видит.

– Что со мной происходит? – произносит Дженн.

Я обнимаю ее так крепко, что чувствую запах ее шерстяной шапки и цветочный аромат ее волос. Она, дрожа, прижимается ко мне.

Но мы должны действовать, и действовать быстро, потому что это еще не конец.

Я отстраняюсь, делаю глубокий вдох.

– Ты сможешь очнуться? Если у тебя получится, мы сможем увернуться. Даже если я передвину машину хоть на сантиметр…

– Робби, – говорит она, и я замолкаю. В ее взгляде сквозит что-то непонятное. – Лобовое столкновение, – бормочет она себе под нос.

– Что это значит?

С парковки на нас налетает порыв ветра. В отдалении слышится уличный шум. Через автостоянку то и дело проходят люди, спешащие в больницу. Краем глаза я замечаю себя прежнего, сидящего в машине, – жду, когда она придет.