Секунда между нами

Она поднимается по лестнице, пересекает узкий коридорчик, который ведет к старой деревянной двери их номера, и входит внутрь. И вдруг видит его на балконе, за тонкой пеленой колыхающихся кружевных занавесок. Замерев на мгновение, пока он ее не заметил, она внимательно его разглядывает. Он крепко держится за балконное ограждение, его шея кажется напряженной.

Она проходит через комнату и отбрасывает занавески. Услышав звук ее шагов по терракотовой плитке балкона, он оборачивается.

– Прости меня, – произносит он. По его нежным карим глазам она понимает, что он искренне сожалеет о случившемся и ждет ее уже довольно долго. А еще она догадывается, что он так и не понял, в чем проблема. И она, вероятно, должна объяснить, почему ей было необходимо пойти в этот собор. Хотя какое значение имеет причина? Почему он просто не может принять, что мне это было нужно?

– Я немного посидел на пляже и ушел, – говорит он.

– Слишком жарко? – Она заставляет себя улыбнуться.

Он медленно кивает, а потом берет ее за руку.

– Прости, пожалуйста, – повторяет он. – Я очень тебя люблю. – И он дважды сжимает ее ладонь, посылая ее телу сигнал любви, которая через руку распространяется дальше, проникая в каждую клеточку ее тела. Напряжение между ними становится для нее невыносимым. Все это как-то неправильно, ведь всего лишь маленькая ссора, разве нет? Такое время от времени случается с каждой парой. И у нее камень упал с души, когда она увидела его здесь.

– Я тоже тебя люблю, – отвечает она и прижимается к нему.

Три недели спустя

РОББИ

Снова свет, тепло. На этот раз я в саду. В дальней стороне сада высокие деревья, перед ними аккуратно подстриженный широкий газон. Я играл здесь, когда был ребенком. Это мой дом. Розовое небо над головой, в воздухе витает стойкий аромат барбекю.

Звон столовых приборов. Я осматриваюсь.

Это моя семья. Родители, мы с Дженн, мои сестры и малыш Струан. Макса почему-то нет.

– Было очень вкусно, любовь моя, – говорит мама отцу через стол. – Ты превзошел сам себя.

Ее светло-каштановые волосы аккуратно спадают на плечи, а мятного цвета рубашка с расстегнутыми верхними пуговицами открывает треугольник кожи, порозовевшей после дня, проведенного на улице. Все оживленно разговаривают, в приглушенном свете поблескивают пустые бутылки из-под Dom Pérignon.

Это тот самый ужин, который состоялся вскоре после того, как мы с Дженн вернулись из Испании. Кажется, в августе.

Но почему Дженн запомнила эту сцену?

Я начинаю понимать, что воспоминания, к которым мы возвращаемся, связаны с какими-то особенными, важными событиями: наша первая встреча, ее первое Рождество без отца, наш первый отпуск в Барселоне. Очень много первого.

Когда я дотронулся до ее руки в соборе, она вздрогнула – это совершенно точно. Может, она и не слышала, как я ее звал, но определенно почувствовала мое прикосновение. Не знаю, как именно, но, кажется, я начинаю влиять на ее воспоминания все сильнее.

Что еще я могу сделать? Схватить бутылку шампанского? Черт, я бы сейчас не отказался пропустить бокальчик. Это было бы очень кстати. Подхожу к столу, пытаюсь схватить бутылку, но она не двигается с места, стоит точно приклеенная. Или у меня просто нет сил. Пробую взять бокал – у мамы, у Фай, наконец, у Дженн, но все тщетно.

Ничего не получается.

– Дерьмо, – говорю я, отходя от стола.

Никто даже не поворачивает головы.

Никто меня не слышит.

Я ничего не понимаю.

– Знаешь, пап, – слышу голос своего второго «я» и резко поднимаю глаза, – есть новая отличная техника приготовления мяса на гриле. Хочешь, я тебе как-нибудь покажу?

– Ух ты, – смеется Фай на другом конце стола, – а я и забыла, что у нас в семье есть собственный Джейми Оливер[8].

Черт их всех дери. Вечно одно и то же, даже в воспоминаниях. Никто в этой семье не воспринимает меня всерьез.

Папа делает глоток вина, глядя на меня из прошлого. Его лицо чуть порозовело от солнца, а в глазах, под копной волос цвета соли с перцем, читается скука.

– Звучит заманчиво, попробуем в другой раз.

Как и следовало ожидать, он переключается на Фай:

– Значит, Макс всю неделю на конференции в Нью-Йорке?

– Ага, – отвечает Фай и отхлебывает из своего бокала. – Семь полных дней и ночей. Конференция, похоже, солидная.

– Это прекрасная возможность для него. А как у тебя сейчас с работой, Кирсти? – спрашивает отец, переключаясь на своего второго любимчика. – Есть какие-то шансы стать младшим специалистом?

– Официально нет, – улыбается Кирсти, и уголки ее глаз приподнимаются, как у мамы. – Но обещали, что в конце года все получится.

– Умничка, – кивает папа. – Mackenzie Brown очень повезло, что ты у них работаешь. До сих пор помню, как я у них стажировался. Отличные ребята. Отличная компания.

О боже. Все настолько плохо, насколько я помню. В чем его проблема? Он все еще воспринимает меня как ребенка, хотя я уже взрослый человек. На тот момент я уже несколько лет работал поваром в ресторане. И это не какое-то дурацкое хобби.