Секунда между нами

Я все еще не могу понять, на что способен, как далеко могу зайти. Разобьется ли стекло, если я швырну в окно сковородку? Сгорит ли все дотла, если я подожгу это здание? Но как бы мне ни хотелось попробовать что-то экстремальное, ужас на лице Дженн останавливает меня. Все-таки это ее воспоминания, я не имею права в них вмешиваться, запутывать и искажать. Вдруг ее жизнь изменится навсегда? И что будет с ней потом, если мы выберемся из всего этого?

Черт, я даже представить себе не могу, что будет потом, когда мы выберемся. Получится ли у меня в ту же секунду вывернуть руль? Или я так и останусь в оцепенении сидеть в кресле, пока на нас несется грузовик, и все мои усилия окажутся напрасными?

Мысленно перебираю действия, которые мне доступны в воспоминаниях Дженн: коснуться ее, передвинуть небольшой предмет, что-то сказать. По крайней мере, это я понял. Неясно одно: зачем нужны все эти действия, если они ее только пугают.

В чем тут смысл?

Выхожу из кухни, чтобы поискать записку, и слышу взрыв хохота из гостиной. Я знаю, кто так безудержно смеется.

Фай. В тот вечер мы с Фай, Максом и Хилари праздновали переезд Дженн. Я приготовил хот-доги. Теперь я вспомнил. Сквозь приоткрытую дверь льется теплый свет, все сидят в гостиной с бокалами в руках. В тот день меня переполняло счастье. Сама мысль о том, что мы с Дженн будем жить вместе, приводила меня в восторг. Я очень сильно ее любил. За то, что она всегда с удовольствием пробовала новые блюда, за то, что увлекалась музыкой так же, как и я, за то, что ее чувство юмора удивительно совпадало с моим и мы часто хохотали до колик без всякой видимой причины.

Поэтому меня нисколько не волновало, что она вскакивала чуть свет по субботам, оставляла на бортике ванной свои волосы после душа, а чай заваривала неправильно. «Не выжимай пакетик о край чашки», – повторял я тысячу раз.

Все, что мне было нужно, – просто быть с ней.

Я должен найти эту записку. Вдруг Дженн поймет, что происходит, если узнает мой почерк. Может, это именно тот толчок, от которого она очнется?

Опять иду в спальню. Останавливаюсь на полпути.

Может быть, нас бросает из одного воспоминания в другое, потому что я ее пугаю? Так бывает, когда ты пытаешься прервать плохой сон и переключиться на другой. Я вспоминаю, как выбил бенгальский огонь, коснулся ее руки в соборе, закричал в ресторане, – каждый раз воспоминание сразу прекращалось и сменялось другим.

Черт знает что.

Но как еще я могу ее разбудить?!

Поворачиваю к гостиной, голоса становятся громче.

Дженн, Хилари и Фай болтают, сидя на диванчике. Улыбающееся лицо Дженн сияет при свете лампы. Но Хилари выглядит ужасно: красные глаза, все лицо в красных пятнах.

«Другой» Робби устроился в кресле рядом с Дженн, положив руку ей на колено. Он смеется над ее последней фразой.

Макс сидит в кресле напротив, в одной руке у него полупустой стакан, в другой телефон.

Он резко поднимает глаза и покачивает бокалом в сторону Робби:

– Не помешало бы подлить, приятель.

Кретин. Никогда не понимал, что Фай в нем находит.

Впрочем, я был так счастлив из-за переезда Дженн, что не мог думать ни о чем другом.

– Само собой, – отвечает Робби, едва заметно нахмурившись, и поднимается с места. Он подходит к Максу, чтобы взять у него бокал, и поворачивается к девушкам: – Вам что-нибудь принести, девочки?

– Да, пожалуйста, – одновременно отвечают Фай и Хилари.

Дженн с нежной улыбкой смотрит на Робби:

– У меня есть, спасибо.

Робби выходит, и девушки возвращаются к разговору.

– Итак, – говорит Фай, поворачиваясь к Хилари, – значит, вы расстались. Что случилось?

Хилари качает головой:

– Я даже не знаю. Вроде все было хорошо, а потом… – Она разводит руками и тяжело вздыхает.

Ах да, очередное расставание. Я помню. Но тут нет ничего нового, это в ее духе. Хилари вечно встречалась с какими-то придурками и рано или поздно оказывалась у Дженн с бокалом вина в руке. Обычно я на скорую руку готовил для них какие-нибудь легкие закуски, а потом оставлял их наедине. Приготовление еды – единственное, в чем я был хорош, и меня всегда воодушевляло, что людям нравятся мои творения.

Я только сейчас понял кое-что еще насчет Хилари. Она такая же сумбурная, как и я, и нам нужен человек, который это изменит.

– Вот козел, – бормочет Фай, качая головой.

– Все будет хорошо, – мягко произносит Дженн. – Будь уверена, Хилари, когда встретишь того самого парня, ты сразу это поймешь.

– Ты думаешь? – с сомнением протягивает Хилари.

Жаль, я не могу рассказать ей, что все у нее сложится как нельзя лучше и переживать не о чем.

– Как на работе? – непринужденно спрашивает Дженн у Фай, пытаясь разрядить обстановку.

Страдания Хилари произвели своего рода отрезвляющий эффект на всю компанию.

– О, какой-то дурдом. – Фай залпом опустошает бокал. – Очереди сумасшедшие.

Дженн кивает:

– А подробнее?

У Фай загорелись глаза.

– Да, забыла сказать, я же наконец принесла ту книгу, – она роется в сумочке – ярко-красной, которую мама подарила ей на Рождество, – и достает книгу. – Если ты все еще хочешь ее прочитать.