Она прощается с родителями Хилари и Марти, обнимает подружек невесты и друзей жениха. Потом подходит к новобрачным. Хилари смотрит на нее сквозь слезы.
– Я тебя очень люблю, – говорит она, и ее губы дрожат от избытка чувств, от радости. – Не знаю, что бы я без тебя делала.
Дженн заметила, что Марти не отпускает руку Хилари, даже когда прощается с гостями.
– Думаю, ты бы отлично справилась, – улыбается Дженн.
Они крепко обнимают друг друга, и Хилари обещает писать ей с Маврикия.
Краем глаза Дженн замечает Робби, который тоже со всеми прощается, стараясь при этом приблизиться к ней. Но она не должна с ним разговаривать. Она отлично знает, что случится, если они проведут вместе чуть больше пары секунд, – она чувствует это.
Дженн уже собирается уходить, когда слышит его голос:
– Это твое?
У нее екает сердце. Она оборачивается. Робби протягивает ей руку, в которой лежит что-то маленькое и блестящее.
– Моя сережка, – говорит Дженн, забирает украшение и вдевает в ухо. – Спасибо.
Их пальцы соприкасаются, и у нее по коже пробегают мурашки.
– Не за что, – отвечает он, пристально глядя ей в глаза.
Пауза.
– Ну, мне пора.
Быстро развернувшись, Дженн направилась к выходу. Она спиной чувствует на себе его взгляд, но не в силах оглянуться. Не в силах видеть эти глаза. Она быстро выходит из зала, бежит по коридору к лифтам и вздыхает с облегчением, не встретив ни одной живой души. Стоя перед двойными дверями, она вызывает лифт.
И вдруг чувствует, что он идет по коридору. Они обмениваются взглядами, он подходит ближе.
Она снова давит на кнопку.
– Дженн! – зовет он ее.
Двери наконец открываются, и она запрыгивает внутрь. С колотящимся сердцем дважды жмет кнопку своего этажа.
Двери начинают закрываться.
Последнее, что она видит, – его недоуменное лицо в стремительно сокращающемся пространстве между ними.
Она ушла. Хорошо. «Ты все сделала правильно», – хочется сказать ей прямо в лифте. Но она сильно расстроена. Тяжело дышит, слезы застилают глаза. У меня возникает сильное желание обнять ее, но нельзя. Нельзя рисковать и пугать Дженн, когда я так близок к тому, чтобы поговорить с ней еще раз.
Если она сейчас войдет в номер, может, мне удастся поговорить с ней через дверь?
Должен же быть какой-то способ.
Еще два этажа.
Лифт наконец останавливается, она выходит и идет по коридору. Перед своим номером она замирает и стоит, уставившись на дверь.
А потом я вспоминаю. Я знаю, куда она сейчас пойдет.
Она поворачивается, смотрит на что-то и хмурится, – стол в дальнем конце коридора, на нем растение с красными лопатообразными цветами. Я узнаю его. «Это листья, а не цветы», – сказала она в наше первое Рождество. Потом улыбнулась и поцеловала меня.
Это пуансеттия. Ее «рождественская звезда».
И прежде чем я успеваю ее остановить, она резко разворачивается и устремляется к лифту в сиреневом облаке своего платья.
Стоя перед его дверью, она раздумывает, зачем вообще сюда пришла. Этого не должно было случиться, ведь она себе обещала.
Но в ее сознание прорываются и другие слова.
Мысли о Лив до сих пор причиняют ей боль, – этого нельзя отрицать. Перед глазами все еще стоит картина, которую она увидела в ресторане. Но в конце концов, все мы люди. Все мы делаем ошибки. И все мы можем измениться, разве не так? Надо только открыть свою душу.
Она не знает, как лучше поступить. Но одно она знает точно: ее сердце трепещет при виде Робби.
Может быть, так будет всегда.
Она стучит в дверь. Слышит какой-то шум, звук приближающихся шагов, скрежет металла, и вот он перед ней. Уставшее лицо выражает недоверие. Робби уже переоделся в синюю футболку и шорты и выглядит теперь таким уязвимым. Как будто не может понять, что происходит.
Она целует его, и знакомые ощущения накрывают ее с головой: его запах, вкус, его тело… Он подхватывает ее на руки, и она слышит, как щелкает дверной замок. Он молча несет ее в комнату, где царит полумрак. Спотыкаясь, они движутся к кровати, не отрываясь друг от друга, она чувствует прикосновение его сильных рук под шелковым платьем. На мгновение они замирают, а потом, не говоря ни слова, она начинает медленно стягивать с него футболку, обнажая крепкую грудь и по-зимнему бледные плечи. Она снимает с себя платье, и оно соскальзывает на пол. Долю секунды они смотрят друг на друга, и взгляд его карих глаз в тусклом свете комнаты пробирает ее до глубины души. А потом, прижавшись друг к другу еще сильнее, они опускаются на мягкую белоснежную гостиничную кровать.