Selbstopferm"anner: под крылом божественного ветра

— Ирина, добрый день. Мария не звонила сегодня?

— Нет, мы вчера с ней попрощались.

— Что сделали? — откуда-то издалека донесся мой голос.

— Попрощались. Она полностью рассчиталась со мной. Так жалко… Я очень полюбила ее и детей. Она была лучшей моей хозяйкой. Том, я хотела…

— В смысле попрощались?

Ирина осеклась.

— Она разве не сказала, что улетает? — вкрадчиво спросила.

— Куда?

— Домой.

— Когда?

— Да вот… У нее днем самолет… Она не говорила? Я хотела…

Мне подрубили ноги. Я рухнул на землю на колени.

Догоняй…

Я догоню. Догоню, черт бы тебя побрал!

Такси… Сколько времени я потерял? Дьявол! На хрена я ее отпустил? Сам отпустил! Лично! Идиот! Я несся к дороге, проклиная себя, на чем свет стоит. Сам! Лично! Идиот!!! Собственными руками! Я выскочил на шоссе, едва не угодив под колеса. Такси… Как назло не вижу ни одной машины. Хоть кто-нибудь, пожалуйста, остановитесь! Пожалуйста! Любые деньги, если мы ее догоним! Идиот! Какой же я идиот! Она же не успела уйти. Билл, сам того не зная, задержал ее. А я отпустил… Моя птичка улетела. Я сам открыл ей окно… Сам! Своими руками! Рядом остановилась машина.

— Что случилось? — тревожно смотрел на меня брат, опустив стекло.

— Пошел на хуй! — заорал я на него.

Билл нахмурился на секунду, потом кивнул на пассажирское сидение.

— Садись.

Я распахнул рот, чтобы еще что-нибудь ему сказать, но Билл жестко приказал:

— Садись, мы теряем время.

Я рванул к двери, забрался в машину, и брат утопил педаль газа в пол.

— Куда она поехала? Вокзал? Аэропорт?

— Аэропорт.

— Догоним.

Он ловко маневрировал между машинами, которые двигались непрерывным потоком, но мне казалось, что мы едва тащимся.

— Ты быстрее можешь? — злился я на его медлительность.

— Не могу. Я уже одними штрафами не отделаюсь. Меня прав лишат.

— Это все ты виноват. Зачем ты ей рассказал?

— Что именно?

— Про Сьюзен, про передачу, про всё?

— Я ничего ей не говорил. Она сама все знала.

— Да?! Если она все знала, почему же не ушла раньше?! — Я готов был вцепиться ему в глотку. Как он смеет мне врать?

Билл мельком глянул на меня.

— Том, она все знала. Я тебе клянусь. Как она могла не знать, если об этом орали на каждом углу газеты, писали в интернете, показывали по телевизору? Около ее дома были журналисты. Неужели ты не видел их?

— Она ничего не знала! Она бы сказала! Устроила бы мне истерику! Закатила скандал! Обвинила бы во всем! У нас все было так хорошо, а ты всё испортил.

— Подожди, а Сью… Как Мари относилась к тому, что ты живешь со Сьюзен? Или ты ей… — Билл покосился на меня и нервно хихикнул. — Ты ей сказал, что расстался со Сью? Твою мать… Я все понял… Ты мутил с обеими. От Сьюзен ты бегал к Мари, а от Мари — к Сьюзен. Сью мне говорила, что чувствует, будто у тебя кто-то есть, а я еще выгораживал тебя. Собственными руками себе могилу вырыл. Вот дерьмо! Когда она подстриглась?

— Какое это имеет значение? — насупился я.

— Большое. Как Мари прокомментировала подобную стрижку?

— Сказала, что у нее начинается новая жизнь, и она хочет обновлений.

— Когда она подстриглась?

— На этой неделе… Во вторник или среду… Может днем в четверг… Я ее в четверг вечером увидел.

— В четверг? — приподнял Билл бровь.

— В четверг.

— Ты же в Хельсинки завис.

— Не важно.

— Через Берлин в Москву лететь удобней?

Я не стал отвечать. Билл рассмеялся.

— Вообще, я тебя поздравляю, ты — дебил. Тебе баба своей стрижкой проорала, что она на грани, а ты тупо продолжал верить, что у нее все хорошо и она живет в святом неведенье.

— Ты такой знаток женской психологии? — огрызнулся я.

— В отличие от тебя, я читаю разные журналы. Если бы ты делал то же самое, то мы бы сейчас не летели, как сумасшедшие, за сбежавшей от тебя женщиной.

— Ты говоришь чушь.

Билл снисходительно ухмыльнулся.