Selbstopfermänner: под крылом божественного ветра

Она прилетела в Нью-Йорк около девяти часов вечера, вымотанная донельзя. Дети орали всю дорогу, отчего она испытывала страстное желание выйти в ближайшее окно. Надо было лететь с пересадками, тогда было бы не так тяжело, хоть и дольше. В тот момент она боролась с искушением забыть детей где-нибудь на лавке, лишь бы уже не слышать их дружного воя. Да, она совершенно отвратная мать. Она ненавидит, когда дети орут. Она не ловит кайфа от общения с ними, а сюсюканья вообще за гранью ее понимания. Более того, разбалованная няней, которая вполне заменяла близнецам бабушку, она с ужасом смотрела в будущее. Надо было лететь с пересадками. Тогда бы она могла с полдороги вернуться домой. К Нему. А так… ее заперли в маленькой нанотехнологичной фигне, перекинули через океан и велели жить. Без Него. Одной. С бесконечной болью в груди.

— Моя курочка! — распахнул мужчина объятия. — Хороша! Ох, как же ты хороша! Ты продала душу Дьяволу в обмен на вечную молодость?

Она с удовольствием прижалась к нему, уткнувшись носом в грудь. Он ловко пробежал руками по тонкому телу. Обнял крепко-крепко. Поцеловал. Она позволяла себя тискать. Лишь бы он не смотрел в ее глаза.

— Я очень рад тебя видеть, моя курочка, — потрепал по голове и отстранил. Сел на корточки перед двумя мальчиками в коляске. — Потрясающе, — фыркнул, рассматривая близнецов. — Ксерокс отца. Две странички точнейших копий, четко под копирку. Привет, мужики! — потряс их ручки. — Добро пожаловать в Америку! Кто из них кто?

— Сашка в синих штанах, Данька — в желтой кепке.

— Сашка и Данька.

Дети запыхтели. Губы капризно изогнулись. Тот, которого назвали Сашкой, выдернул ручку и махнул другой, намереваясь треснуть незнакомца по голове.

— Саша! Нельзя! Родриго, ради всего святого! — взмолилась она.

— Избавить тебя от этих горлопанов? — рассмеялся он. — Петушок, петушок, золотой гребешок, масляна головушка, шелкова бородушка, что ты рано встаешь, громко песни поешь, мамке спать не даешь? Маш, а они у тебя по-русски понимают? А то, может, испортила ты пацанов-то?

Она недовольно закатила глаза и шумно выдохнула.

Он поднялся, посмотрел на нее сверху вниз и доверительно прошептал:

— Ты все правильно сделала.

Она растянула губы в улыбке.

— Не знаю… Я уже столько всего передумала…

Он рассмеялся.

— Дааа, пожалуй, думать — это всё, что ты умеешь! Поехали, что мы тут посреди аэропорта стоим? — Он толкнул вперед коляску. — Пару дней у меня перекантуешься, в понедельник квартиру посмотришь, обживешься и можешь выходить на работу в любой день.