Selbstopfermänner: под крылом божественного ветра

— Я хочу кое-что сказать, — начал нерешительно, глядя ей в глаза. — Я не собирался жениться на Сьюзен. Меня прилюдно поставили перед фактом. Я виноват только в том, что обманул тебя, сказав, что расстался с ней. Это вышло случайно. Я не хотел. Когда я говорил тебе это… В общем, в тот момент я понял, что это мой единственный шанс быть с тобой, что я обязан тебе все сказать здесь и сейчас, ты должна знать, как сильно я люблю тебя. А Сью… Мари, ни у кого не было шанса остаться рядом со мной, если бы ты только намекнула, что между нами хоть что-то возможно. Все мои женщины были обречены. Но ты же знаешь, Сью — дочь Бригманна, и я не мог с ней так резко прекратить отношения. У нас с Франком было много общих дел, к тому же я отвечаю за людей, которые работают на меня. Если бы я порвал со Сью, то пострадало бы слишком много людей. Я искал повод, чтобы расстаться с ней максимально безболезненно для нее и с минимальными потерями для себя, Билла, студии, группы. Я расстался с ней в тот же вечер. А тебе я ничего не сказал, потому что боялся, что ты бросишь меня сразу же, как только все узнаешь. Я хотел жениться только на тебе. — Том изогнулся и достал из заднего кармана кольцо. Взял ее за руку. — И я хочу жениться только на тебе.

Он попытался надеть кольцо, но Мари сжала пальцы. У него внутри все оборвалось. Том опустил голову.

— Вот же ты пристал, — фыркнула она. — Ну зачем тебе это?

Он с вызовом глянул на нее.

— Чтобы тебя никто у меня не увел и ты никуда от меня не сбежала.

— Думаешь, кольцо меня остановит?

Том ухмыльнулся и начал распрямлять безымянный палец на левой руке:

— Да. И потом, я тебе сразу сказал, что дети будут носить мою фамилию. Извини, у тебя нет шансов.

Она сильнее сжала пальцы. Том поджал губы и упрямо, с некоторой силой, принялся разжимать кулак. Мари снисходительно улыбнулась.

— На этом пальце христиане носят кольцо, если они разведены. Русские — христиане. — Протянула ему другую руку. Том не стал рассказывать ей о католицизме, просто надел кольцо на совершенно неправильную с его точки зрения руку. Если она хочет носить кольцо на правой руке, пусть носит его хоть на ноге, лишь бы согласилась. Кольцо село как влитое. Он довольно улыбнулся.

— Фрау Каулитц, — произнес с гордостью.

— Вредная, противная… — проворчала она, рассматривая большой бриллиант.

— И самая любимая, — заткнул Том ее поцелуем.

Он покрывал лицо мелкими поцелуями — нос, лоб, глаза, щеки, губы, подбородок. Он спустился вниз и провел кончиком языка по соленой шее вверх к уху, поцеловал ключицу. Мари стыдливо зажималась, легко отталкивала его, хихикала. От нее пахло лекарствами, потом, кровью, молоком и еще черт знает чем, и Тому хотелось просто скользить носом по ее коже, чтобы чувствовать этот острый запах только что родившей женщины, наслаждаться им, растворяться. Он немного отодвинул одеяло и прижался щекой к животу. Его переполняли эмоции. Хотелось плакать и смеяться, целовать живот и танцевать вокруг Мари. Вот тут всего два часа назад жила его дочь. Дочь, о которой он не смел и мечтать. Дочь, с которой он мог познакомиться девять месяцев назад, если бы не собственная глупость и не истеричность Мари. Он целовал сквозь тонкую ткань теплый животик, шептал ему слова благодарности и просил прощения, что не смог любить его эти девять месяцев, но он исправится, он обязательно исправится.

— Том, ненормальный, что ты там опять шепчешь моему животу? — Мари попыталась спихнуть его голову со своего тела.

Том лукаво посмотрел на нее, поглаживая животик.

— Я благодарю его за мою принцессу.

Взгляд Мари стал неожиданно холодным. Лицо изменилось — из улыбчиво-расслабленного превратилось в жесткое и суровое.

— А с чего ты взял, что это твоя дочь?