— Я убью тебя, — произнес так нежно, как только умел.
Она блаженно зажмурилась, продолжая счастливо улыбаться.
Том наклонился и коснулся сухих губ.
— Я догнал, — шепнул.
Мари ласково потерлась о его щеку кончиком носа.
— Я ждала.
Он снова слегка коснулся губ, не решаясь на что-то большее.
— Я посмотрю на нашу принцессу, ладно?
Она устало кивнула.
Огибая кресло-кровать, на котором лежала Мари, он краем глаза заметил и окровавленные ноги, и разорванную промежность, над которой колдовал врач. Тому снова стало плохо. Он отшатнулся, с трудом проглатывая колючий комок. Медсестра снимала с Мари датчики — руки исколоты, в кровоподтеках. Мари бледная. Неживая.
— Как назовете такую чудесную малышку? — спросила мисс Диксон, когда он подошел.
— Мы пока не решили. Как она? Все хорошо?
— Да, девочка очаровательна. Три килограмма двести десять грамм. Пятьдесят один сантиметр. Такая красавица. Я вас поздравляю.
Она одела на ребенка браслет со штрих-кодом, прикрепила на ножку какую-то штучку.
— Что это? — напрягся Том.
— Браслет, чтобы не перепутать детей. Такой же я сейчас одену на вашу жену. Вы можете оставить ребенка в палате, а можете отдать его специальной медсестре, которая будет приносить вам малышку по требованию. По этому браслету мы будем точно знать, что это именно ваша дочь, а не какая-то другая. А это датчик, чтобы никто не украл ребенка. Как только злоумышленник захочет покинуть пределы нашего госпиталя, сработает система безопасности. Миссис Ефимова, — обратилась она к Мари, — могу ли я взять у малыша кровь на анализ? Мы хотели бы провести плановые исследования, чтобы убедиться, что с ребенком все в порядке. Кровь будет браться из пяточки, это практически безболезненная процедура.
— Да, — тихо согласилась она.
— Если вы переживаете, мы можем провести эту процедуру в присутствии вашего мужа.
Том снова растерялся — он не хотел оставлять Мари одну, и боялся, что эти люди куда-нибудь унесут его дочь. Его прям током прошило от макушки до пятки от мысли, что здесь он не сможет защитить своего ребенка, если его захотят забрать социальные службы.
— Я проконтролирую, хорошо? — осторожно спросил он у Мари.
Мари как-то настороженно посмотрела на него. Том даже понял, о чем она думала, — Мари неожиданно испугалась, что он украдет ребенка.
— Я хочу убедиться, что эти люди не причинят вреда нашей дочери, не отдадут ее никому, не передадут социальным службам, — сказал он по-немецки. — Ты же знаешь, как забирают детей у одиноких матерей.
— Будь рядом с ней, — ответила она так же.
Том широко улыбнулся. Он ни на шаг не отойдет от своей дочери.
Когда они с дочерью вернулись к маме, Мари делала робкие попытки заснуть. Она совершенно безжизненно лежала на кровати-трансформере, которую из кресла снова превратили в кровать. Медсестра мерила ей давление, что-то спрашивала. Она или устало кивала, или отвечала однозначно. Малышка спала у него на руках. Том осторожно пододвинул к постели Мари кресло-качалку и уселся рядом, слегка раскачиваясь, баюкая ребенка.
— Ты особо не привыкай к этому креслу. Нас сейчас отсюда выгонят, — повернулась к нему Мари.
— Куда? — нахмурился он.
— В послеродовую палату. Это вообще родильный блок.
— Если убрать всю аппаратуру, то кажется, будто это комната в гостинице.
— Да, здесь уютно. Они сильно маньячат по этому поводу. Типа, если обстановка как дома, то женщине рожать комфортно. По-моему, хоть в чистом поле, лишь бы рядом были адекватные врачи.
Медсестра еще раз поздравила их с рождением ребенка и вышла.
— Ты что-нибудь хочешь? — Том все-таки дотянулся до ее руки.
— Спать я хочу. И в душ хочу.
— Хочешь, я отнесу тебя в душ и сам вымою? — улыбнулся он.
— Хочу, — улыбнулась в ответ.
Том с огромным трудом выбрался из кресла, очень бережно положил ребенка в люльку рядом с кроватью Мари. Выдвинул ее на середину комнаты, чтобы в случае чего быстро добраться до ребенка. Потом подошел к Мари и сел на край постели.