Селена

И вот за моей спиной со скрежетом металлических петель закрылась дверь, окончательно отдалив меня от свободы. Финальная точка, поставленная в одной из глав моей жизни. Возможно, последней. Парня, которого вели вместе со мной, распределили в соседнюю камеру, и больше я его не видел.

Наши камеры располагались в подвальной зоне – без окон, битком набитые людьми. Единственным источником света в помещении являлся подвесной светильник в металлическом корпусе с вкрученной в него стеклянной колбой, вокруг которой была прикручена мелкая стальная решетка. Внутри светильника – самая маломощная лампочка, света от которой едва хватало для освещения небольшого помещения и ее обитателей.

В помещении пять на пять метров стояли две двухъярусные кровати, располагавшиеся у стен в противоположных друг от друга сторонах. Они были сварены из металлических частей, с сеткой вместо прутьев. Между кроватями стоял стол, металлическая ножка которого была зацементирована прямо в бетонный пол. Прямо у входа, слева от меня, располагался железный унитаз. Туалетная зона была отгорожена невысокой, чуть больше метра кирпичной стенкой. Рядом висел металлический умывальник. Людей в камере было немало. Рассчитана явно на количество койко-мест, по факту в ней на момент моего появления уже было человек двенадцать, а вместе со мной получалась чертова дюжина. Кто-то сидел на кроватях, другие на полу. Мужчины разных возрастов, от подростков до стариков, две женщины среднего возраста. И я.

Картина образа тюрем, которая у меня сформировалась из кино и книг, резко контрастировала с тем, что предстало передо мной в реальности. Причину я видел в том, что эта тюрьма специализировалась на погружении людей в криокапсулы, поэтому долго люди не задерживались в камерах, что в свою очередь превращало эти комнаты, скорее, в миниатюрные залы ожиданий, без излишней комфортности и распределений по возрасту и полу.

Когда меня запустили в камеру, несколько человек подняли головы в мою сторону и посмотрели уставшими глазами на вошедшего новичка. Хотя не исключено, что они просто томно ожидали момента, когда конвоир уведет их в неизвестном направлении.

Радости на их лицах я, конечно же, не видел. Были и те, кто не обратил на меня никакого внимания, продолжая всматриваться в пустоту перед собой пустым взглядом. Кто-то ковырял ложкой в бетонном полу, кто-то, облокотившись на металлические части кровати, просто дремал.

В помещении стояла гробовая тишина. Каждый заключенный был поглощен своими мыслями, которые мне не было желания прерывать. Я, подчиняясь устоявшемуся в камере безмолвному правилу, также молча нашел свободное место у одной из холодных стен, около которой и сел, оказавшись между мужчиной немного младше меня и стариком.

В таком полумраке и тишине от накатившей за весь день усталости я на какой-то миг уснул.

Глава 3

23 марта 2048 года. Менск_

Сквозь дремоту временами я слышал скрип открывающейся двери, чьи-то голоса, шаги. Потом опять хлопок закрывшейся двери, скрежет запирающейся задвижки с обратной стороны. Тишина.

Ловил себя на мысли, что нас уже стало больше, а может, кого-то увели. Нет. Я не знал наверняка. Мне было лень поднимать голову и пересчитывать людей, всматриваться в их лица и искать среди них новых. Не было желания ловить на себе чей-то взгляд, хотя было четкое ощущение того, что кто-то на меня постоянно смотрел.

Я вновь провалился в сон.

Каюта, плеск воды, стол, за которым стоял ноутбук, я что-то пролистывал. Мелькали страницы с неуловимыми картинками, буквами, разобрать которые я не мог.

«Какой корабль? – подумал я в тот момент, пытаясь раскрыть глаза. – Я никогда не выезжал из республики. Максимум моего путешествия был из Менска в Берестье и обратно, командировки по другим областным городам. Был в Польше, но не у моря. Нет».

Сознание словно смеялось надо мной. Я засыпал и погружался в очередной сон, видел сновидения, которые в один миг завлекали меня целиком, но рациональная часть меня тут же все это опровергала, возвращала в реальность, отчего я на короткий миг вновь попадал в сырую тюремную камеру. И вновь проваливался в сон.

На этот раз я шел через колхозный сад, был месяц май, вовсю цвели яблони. Тропинка петляла среди яблонь, солнце радовало, и я был счастлив в этот воскресный день. Вдруг слышу голос матери: «Витя, не отставай, иди впереди меня». Мама мне всегда говорила, чтобы я шел впереди, но я как-то невзначай оказывался позади, ощущая свою самостоятельность.