Селеста, бедная Селеста...

— Очень просто, — веселился Лешка, прижимаясь ко мне боком. — Мама Мария, папа Глеб. Мария Глебова.

Старый дачный поселок утопал в зелени. Выйдя из калитки, мы повернули налево и, пройдя вдоль забора из крашенной в зеленый цвет сетки, дошли до вбитых на расстоянии двух метров друг от друга бетонных столбиков, обозначавших въезд в дачные владения.

За воротами расстилались поля с кустиками не опознанных мною растений и вилась грунтовая дорога, убегавшая к дальнему лесу и, как я знала, к шоссе, ведущему в Москву.

Мы брели по обочине, взявшись за руки. Я смотрела вперед, туда, где на уровне моих глаз плавилось заходящее солнце, и наслаждалась приятным теплом уходящего дня, легким ветерком, тишиной, Лешкиным молчаливым присутствием, его большой рукой, бережно и крепко держащей мою.

Лешкины пальцы ни на миг не оставались спокойными. Они переплетались с моими, расплетались, обхватывали мою ладонь, запястье, просто прижимались к моим пальцам, снова переплетались.

Это шевеление надоело мне, и я обхватила пальцами Лешкино запястье. Он сразу успокоился, укоротил шаг и пошел в ногу со мной, касаясь меня рукой и плечом.

Мы шли, и ничего вокруг не менялось, только лес заметно приблизился, и стали различимы первые березки, нетерпеливо выбежавшие нам навстречу.

Лешка отнял свою руку, чем вывел меня из того состояния глубокой сосредоточенности, когда никаких ясных мыслей вроде бы еще нет, но кажется, что вот-вот додумаешься до чего-то важного, судьбоносного.

Я смотрела, как Лешка вывернулся из футболки, подставляя ветерку мощный торс.

— Ты довольно волосатый, — одобрительно заметила я и провела ладонью по выпуклой груди.

Лешка самодовольно надулся, поиграл шарами мускулов под загорелой кожей и, наклонив голову, осмотрел себя. Вид моей руки на собственной груди поверг его в радостное изумление. Он указательным пальцем осторожно провел поперек моих пальцев и, взглянув сияющими глазами, попросил:

— Положи мне вот сюда голову.

Лешка указал место рядом с моей рукой. Отнесясь к его просьбе со всей серьезностью, я торжественно возложила голову на голую Лешкину грудь. Моя щека коснулась щекотной густой шерстки и, повинуясь неясному импульсу, я завела руки за Лешкину спину и обняла его, плотно прижав ладони к мускулистой спине.

Лешка, в свою очередь, обнял меня, и мы постояли. Я таяла от сладких ощущений и высоких чувств и практически уже растеклась по большому горячему телу, отмечая маршрут ласковых рук на моей спине, как вдруг очарование было нарушено самым грубым образом.

Я одновременно услышала звук шлепка и ощутила боль пониже поясницы. Я не могла поверить! Он меня шлепнул! От негодования я просто остолбенела и рванулась на свободу с некоторой задержкой. Лешка сразу отпустил меня и отпрыгнул. Праведный гнев ударил мне в голову, и я бросилась на обидчика. Лешка убегал от меня змейкой, я неслась за ним по прямой и скоро догнала.

Лешка немедленно сдался и позволил мне помолотить кулаками по горе мышц, но не очень долго, поймал в охапку и прижал к себе. Я сразу присмирела в его руках, а он поднял мое лицо за подбородок и заглянул в глаза.

— Не сердишься? — спросил ласково и покаянно.

— Хулиган, — пробормотала я и уткнулась лицом ему в ключицу.

— Не сердись. Мне этого сто лет хотелось.

— Шлепнуть меня по попе? — не поверила я.

— Шлепнуть, ущипнуть, погладить — не знаю. Дотронуться.

Он вдруг провел ладонью по моей ягодице. Я дернулась, но прикосновение было робким, скорее касание, чем поглаживание, и я не стала возникать.

Мы снова шли рядом. Лешкина тяжелая рука обхватывала мои плечи.

— Однажды я чуть этого не сделал, — болтал Лешка, нимало не заботясь о производимом впечатлении. — Ты стояла коленями на стуле, опершись локтями на стол. На тебе были черные джинсы. Они обтягивали тебя. Ну, как перчатка. Это было классно! Я все время поглядывал незаметно и просто с ума сходил. Рука сама тянулась, я ее с трудом сдерживал. Честное слово! Вышла из-под контроля головы. Тянулась и тянулась к твоим проклятым джинсам. Потом из-под контроля вышли глаза. Или глаза уже раньше вышли? Пялились, бесстыжие. А в голове кто-то нашептывал: «Ну потрогай, ну давай!» Кошмар!

— Да уж, — посочувствовала я. — Как же ты справился?

— Заметил, что Виталька за мной наблюдает. Мы посмотрели друг на друга. Я понял, он обо всем догадывается. Знаешь почему?

— Умный очень — предположила я.

— Виталька-то? Не-а, — не согласился легкомысленный Лешка. — Чего это умный? Просто он тоже хотел.

— Чего хотел?

— Погладить тебя.

— Леш, ты больной. — Я даже руками размахивать перестала. — У тебя все только и мечтают, что о моем... — Я замялась: — О моих джинсах.

— Про всех не знаю. Знаю, многие. Виталька точно. Он на тебя в засаде.

Про Витальку мне было неинтересно, а под Лешкиной рукой жарко. Я вывернулась и пошла одна, заложив руки за спину и сведя лопатки.

— А здорово я тебя догнала? — вспомнила я.

— Я тебе поддался.

— Ну конечно!

— Это потому, что я бежал по синусоиде, а ты по абсциссе, — блеснул Лешка математической грамотностью.

— Ничего подобного. Вовсе не поэтому.

— А почему?