Селеста, бедная Селеста...

Приходится долго и подробно объяснять Тане маршрут следования. Она сто раз переспрашивает, наконец отключается. Я откидываюсь на спинку кресла. Перед глазами маячит японский настенный календарь, но вижу я картины прошлого, связанные с Таней. Вот она стоит у лестницы, приподняв лицо к Лешке; вот прижимается плечом к Градову, теребит пальцами его рукав, смеется; вот кричит, наступая на меня, и ее искаженное лицо несет следы безумия; вот неуверенно протягивает мне зачитанное письмо...

Таня в моем сознании неразделимо связана с Истомиными, с Лешкой. Лешка назвал меня «мое прошлое». Таня — гостья из прошлого. Зачем она появилась в моей жизни? Появилась именно сейчас, в ответственный момент. Еще утром я приняла решение и была счастлива. Счастлива определенностью и появившейся надеждой.

Я долго жила без надежды. У меня было мое прошлое, прекрасное светлое прошлое, зачеркнутое в один миг чужой неисправимой ложью. Было у меня и настоящее, не содержащее ни боли, ни радости. События мелькали, не оставляя следа в душе, памяти, обтекая меня, не проникая внутрь моей жизни.

Будущего у меня не было. Я не мечтала, не надеялась, не строила планов. Жила, словно смертельно больной человек или глубокий старик — день прошел, и слава Богу, — ничего не хотела, ничего не могла. Все силы уходили на притворство перед окружающими. Притворялась живой, энергичной, заинтересованной, прежней.

Я сама не заметила, когда изменилась моя жизнь. Нет, не тогда, когда я пришла к Куликовым и увидела Диму, и не тогда, когда нехотя потащилась с ним в театр, потом на концерт. Даже не тогда, когда равнодушно терпела его поцелуи.

Когда же? Дима принес очень красивый свитер.

— Зачем мне? — Я отложила в сторону пакет. — Отдай Катьке.

— Еще чего? — жизнерадостно возмутился Дима. — На Рождество поедем в Андорру на лыжах кататься.

— Куда? — изумилась я.

— В Андорру, — невозмутимо подтвердил Дима. — Оформляй загранпаспорт.

Я засунула свитер на антресоль и забыла о нем. Но через несколько дней Дима принес бланки, сидя рядом, проверил правильность заполнения и велел подписать где надо, в институте.

— Собрались за границу? — поинтересовалась девушка в канцелярии, ставя печать.

— На Рождество, — машинально ответила я и стала ждать Рождества.

Так в моей жизни появилась перспектива.

Звонок в дверь прозвучал неожиданно. Именно после него я осознала, на что смотрю. Перед глазами фотография щенка лайки и календарь на февраль. Хорошо, хоть год этот, а не прошлый. Получается, я не заметила нескольких месяцев года, нескольких месяцев жизни...

Вновь прозвучавший звонок разогнал мысли. Не люблю неурочных визитов, всегда прошу предварительно звонить по телефону. Значит, кто-то посторонний. Накинула цепочку и открыла дверь, ожидая увидеть побирушку, продавца картошки или соседку Татьяну Ивановну. Увидела Таню и удивилась. Неужели я так задумалась, что не заметила времени?

— Быстро я? — оживленно щебечет Таня. — Оказывается, я звонила с вашей станции метро. Представляете, какое совпадение! Кому сказать, не поверят.

Это точно — не поверят. Я, к примеру, не верю. Танин жалобный рассказ сразу породил сомнения в правдивости. После ее стремительного появления сомнения отпали, появилась уверенность — Танин визит неспроста. И вряд ли несет мне счастливую весть.

Я вежливо предложила Тане чаю. Она вежливо предложение приняла. Пока я готовила чай, гостья обжилась в моей комнате.

— Как поживает Мария Алексеевна? — благовоспитанно осведомилась я, сервировав чай на журнальном столике и жестом предложив Тане место напротив меня.

Таня присела на кончик кресла, взяла чашку.

— Знаете, а ведь неплохо, — удивленно протянула она после продолжительной паузы. Я обомлела. Она что же, анализировала состояние патронессы, стремясь честно ответить на мой совершенно формальный вопрос? Мы потаращились друг на друга, и Таня уже уверенно повторила:

— У Марии Алексеевны все хорошо.

— А у вас? — без устали продолжала я светскую беседу. — Что новенького? Не скучаете в деревне?

— Скучаю. Ужасно. Но ничего пока изменить не могу.

— Жаль. — Я сочувственно покачала головой и сделала глоток чая. Таня тоже покачала головой и тоже сделала глоток чая.

— Вы не представляете, как тяжело мы зимовали. Счастье еще, что у Мари «шел поток».

— Что шло? — опять обалдела я. Она меня в гроб вгонит.

— Ну, «шел поток» — значит хорошо писалось.

— А-а-а...

— Мы подготовили две вещи. Признаюсь, работать над ними было жутковато. Убийство, изнасилование, расчлененка. На одну пару упало потолочное перекрытие, когда они занимались любовью. Представляете? В подробностях на трех листах.

Таню передернуло. Я с трудом подавила рвущийся наружу смех. Бедная Мария Алексеевна, Божий мир достал ее, и она залила его кровью.

— Можно еще чаю? — Таня протянула мне пустую чашку и добавила без паузы: — А Алеша в Германии. Ему сделали операцию. Мария Алексеевна собирается к нему. И меня берет.

Она выпалила все это на одном дыхании, старательно крутя ложкой и не отводя взгляда от маленького водоворота в самой середине чашки.