Селестина

СЕМПРОНИО (смеётся). О, несчастная, какая тяжелая поклажа ее ожидает!

СЕЛЕСТИНА. Все мы подобную ношу терпим. А ты видел, чтоб кому-нибудь из нас живот подпругой натерло?

СЕМПРОНИО. Натереть-то, может, и не натирает, а уж синяки-то остаются! Пусти, покажи мне эту девчонку!

ЭЛИСИЯ (кинулась на шею Семпронио, целует его). Негодяй! Видеть ее захотел! Тебе и одну, и другую подавай! Ступай, взгляни, а меня оставь навсегда!

СЕМПРОНИО. Не злись, не нужна мне ни она, ни любая другая на свете. Вот только поговорю с матушкой, и прощай!

ЭЛИСИЯ (захныкала). Иди, иди! Опять пропадёшь на три года!

СЕМПРОНИО. Матушка, возьми плащ, дорогой все расскажу, не то мы оба прогадаем, если здесь задержимся.

СЕЛЕСТИНА. Идём. Элисия, запри дверь.

Семпронио на прощание поцеловал Элисию, да так, что та чуть не задохнулась, бедняжка. Потом подхватил под руку Селестину и потащил за собой. А Элисия полетела назад, к своему дружку на чердак. Смотрит на него, на голого, в чердачной пыли перемазанного, заблудившегося среди связок сушеной травы, смеётся. Крито тоже хохочет. Упали в пыль и — продолжили…

А Семпронио и Селестина вышагивали по пыльной испанской дороге. Из каждой подворотни на Селестину лаяли собаки: «Старая шлюха! Старая шлюха!» Ослы поворачивали головы и кричали ей вслед: «Шлюха! Шлюха!». Плевать Селестине — она привыкла. Ну раз правда — чего поделаешь.

Они шли к дому Калисто.

СЕМПРОНИО. Мне всегда хотелось разделить с тобой любую прибыль.

СЕЛЕСТИНА. Не тяни, зачем много слов, когда и нескольких достаточно?

СЕМПРОНИО. Калисто пылает любовью к Мелибее. Он нуждается в тебе и во мне. А раз мы оба ему нужны, оба разживемся.

СЕЛЕСТИНА. Эта новость меня так же радует, как врача проломленный череп.

СЕМПРОНИО. Тише. Мы пришли, а у стен есть уши.

СЕЛЕСТИНА. Постучи.

Семпронио барабанит в дверь. Калисто проснулся, ошалело бегает по тёмной комнате, на яблоки встаёт, запинается, падает, раскрыл окно во двор, кричит:

КАЛИСТО. Пармено!

Пармено спал у двери, вскинулся, прибежал, тоже на яблоки наступает, падает.

Оглох, проклятый? Стучат в дверь, беги!

ПАРМЕНО (высунулся из окна, кричит). Кто тут?

СЕМПРОНИО. Отвори мне и этой сеньоре.

ПАРМЕНО. Сеньор, там Семпронио дубасит в дверь, а с ним старая размалеванная шлюха.

КАЛИСТО. Молчи, негодяй! Это моя тетка. Беги, отворяй! Я сам оденусь!

Куда там ему самому одеться. Пармено принялся натягивать одежду на Калисто.

ПАРМЕНО. Ты, сеньор, думаешь, слово, которым я ее назвал, показалось ей бранью? Только так ее и зовут, и величают. Пусть идет она среди сотни женщин, чуть кто скажет: «Старая шлюха!» — она тотчас же обернется и откликнется. Подойдет к собаке — та пролает знакомое словцо, к мулу и тот проревет: «Старая шлюха!» А лягушки на болоте только это и квакают.

Селестине не терпится, она схватила лестницу, что стояла у дверей, приставила к стене, влезла по лестнице, ухо всунула в окно, слушает.

КАЛИСТО. А ты откуда всё это знаешь?

ПАРМЕНО. Много лет назад моя мать жила по соседству с ней и отдала меня старухе в услужение. Селестина, правда, меня в лицо не знает — был я у нее недолго и изменился с годами.

КАЛИСТО. А что ты у нее делал?

ПАРМЕНО. Ходил на рынок, носил припасы, помогал во всем, на что хватало силенок. Жила она там, на берегу реки. Была мастерицей восстанавливать девственность, сводней и малость колдуньей. Что касается девственниц, то для одних она пользовалась пластырем, а для других — иглой. А прибыл французский посланник, так она трижды выдала ему свою служанку за девственницу!

КАЛИСТО (хохочет). Могла бы и сто раз!

ПАРМЕНО. Что только ни делала эта старуха! И все — обман и вранье!

КАЛИСТО. Хорошо! Отложим разговор! Я предупреждён. Не будем задерживаться. (Уже оделся, оттолкнул с пути Пармено, бежит вниз по лестнице, кричит). Слушай: я пригласил Селестину, а она ждет дольше, чем следует!