Сэлинджер

В доме ничего особенного не было. Повсюду штабеля книг и кинофильмов. Комната Пегги был забита роликами кинолент. В гостиной стояли обитые бархатом диваны и громоздились горы номеров New Yorker. С передней террасы открывался вид на гору Аскатни. В доме не было никаких личных предметов, альбомов с фотографиями, писем. Его спальня и кабинет находились в другом крыле дома, но там я побывала позже.

Ничто в доме не показалось мне странным. Все выглядело совершенно естественно и подтверждало убеждение, в котором я была воспитана: мне предстояло совершать важные дела, и я проводила время с замечательным человеком. Мне предстояло научиться многому.

Он приготовил вазу попкорна, запустил фильм, погасил свет. Это было время кино. В тот первый вечер мы смотрели «39 шагов» – это был один из его любимейших фильмов. Потом мы поболтали, и я пошла спать.

Дом, в котором Сэлинджер прожил с 1967 по 2010 год.

Спала я в комнате Пегги. Ее не было дома, она уехала играть в баскетбол, а потом проводила время с приятелем. Вернуться домой она должна была очень поздно. Мэтью провел вечер с нами. Так я познакомилась с Мэтью, который оказался очень приятным, веселым, забавным, очаровательным двенадцатилетним парнем.

Пегги вернулась далеко за полночь, очень поздно. Во время первого визита я поняла, что он очень критически относится к дочери, не так, как к сыну, но Пегги была сильной и жесткой особой. Немногие осмелились бы спорить с Дж. Д. Сэлинджером, а она спорила с ним. Не думаю, что Маргарет была более строптивой, чем другие шестнадцатилетние девчонки. Она просто выполняла свои обязанности, и это изумило меня, поскольку свои обязанности я не выполняла.

Не помню, чтобы мое присутствие в доме, мой визит к их отцу как-то смущало детей Джерри. Необычным было все. Необычным был Дж. Д. Сэлинджер. Что такое нормальная жизнь? Жизнь Дж. Д. Сэлинджера.

Было понятно, что я собираюсь встретиться с ним снова. Через десять дней после того, как я начала летнюю работу в качестве стажера-редактора в New York Times, Джерри провел пять часов за рулем, чтобы подобрать меня в Нью-Йорке. Я на лето была замурована в доме из песчаника на Манхэттене. Когда он остановился напротив этого дома на 73-й Западной улице, я бросилась в его объятья. Он коснулся моих волос. «Господи, я целую вечность ждал этого», – сказал он.

Мы купили пакет бубликов и прогулялись по Верхнему Вест-Сайду. Затем он развернул машину и мы еще целых пять часов мчались обратно, в Нью-Гэмпшир.

В то лето я навещала Джерри, возможно, два или три раза, по субботам и воскресеньям. Я продолжала работать в Нью-Йорке, а он приезжал увидеться со мной. Один раз он остановился в доме на 73-й Западной улице. Но к июлю я очень соскучилась по нему. Я хотела быть с ним постоянно. Скажу чуть по-другому: я чувствовала, что мне необходимо постоянно быть с ним. Я начала чувствовать: наши отношения требуют, чтобы я постоянно была с ним. Не думаю, что на самом деле прислушивалась к своим ощущениям того, что я считала для себя требованиями. Так со мной было всю жизнь. Я заглянула в New York Times. В сущности, никому там я нужна не была. И я сказала: «Я ухожу», а потом позвонила семье, которая доверила мне ответственность за свое жилье на 73-й Западной улице, и сообщила: «Вам надо найти кого-то другого для присмотра за домом». И через пару дней я уехала. Я опубликовала, по-моему, две редакционные статьи. Да, тем летом в New York Times были опубликованы две мои редакционные статьи, конечно, без упоминания моего имени. Я уехала к Джерри домой, но по-прежнему полагала, что осенью вернусь в Йель.

В статье, которая побудила Джерри написать мне, я упомянула о том, что я – девственница. Я говорила об атмосфере сексуальной раскрепощенности среди первокурсников Йельского университета, и о том, насколько неудобно там чувствует себя девственница. В результате этой статьи я получила, в числе прочих, предложение от журнала Mademoiselle написать статью, тем же летом опубликованную под заглавием «Смущение невинности». Статью сопровождала фотография, на которой была я, девственница, сидящая в спальне общежития.