Сэлинджер

В день начала вторжения мы выступили за двадцать минут до момента высадки. На пляже не было ничего, кроме мертвых тел парней из рот А и Б и нескольких матросов, да еще капеллана, который ползал по песку, разыскивая свои очки. Капеллан был единственным двигавшимся существом. Вокруг него разорвалось 88 снарядов, а он продолжал ползать на карачках и искать свои очки. Его убили… Вот так выглядел пляж, когда я появился на нем[19].

Эберхард Элсен: Многие отрывки «Магического окопчика» автобиографичны и точно отражают события, очевидцем которых был Сэлинджер. Похожий рассказ о том дне сделан рядовым Реем Э. Манном, который высадился на участок «Юта» с Восьмым полком.

Рядовой Рей Э. Манн: Наше подразделение быстро покинуло десантную баржу и мелкими группами устремилось через пляж. Вот тут-то, когда мы пробежали метров 200 вглубь пляжа, на нас и посыпались снаряды. Первые несколько снарядов накрыли группу бежавших прямо впереди меня. До этого момента я чувствовал себя почти как на прежних маневрах во Флориде и даже на Слэптон-Сэндс[20]. Но когда я увидел наших раненых, корчившихся от боли, и услышал их крики, я понял, что мы играем всерьез. Вторая серия снарядов упала рядом с моей группой, а один снаряд попал прямо в нашего старшину. Никогда больше его не видел. Разнесло в клочья и ротного писаря… Наконец-то я добежал до дамбы и немецкого дота и перевел дух. Даже за короткое время, прошедшее с момента высадки до момента, когда мы достигли дамбы, я был потрясен числом высаживавшихся на берег и числом раненых, которые были разбросаны по пляжу. Там и сям виднелись капелланы, молившиеся над мертвыми[21].

Раненый на участке «Юта».

Алекс Кершо: Только в бою может человек понять, что делает с человеческим телом и умом страх. Остаться в живых – вот все, чего хотел Сэлинджер.

Джон Макманус: Ветераны высадки в Нормандии, которых я интервьюировал, рассказывали мне, что они думали: «Не могу дождаться, когда кого-нибудь пристрелю», а секундой позже: «Не хочу ни в кого стрелять».

* * *

Штаб-сержант Дэвид Родерик: При стрельбе нашей артиллерии снаряды издавали свистящий звук. Одной из первых вещей, которым должен был очень быстро научиться Сэлинджер, была разница между «входящей почтой» (немецкими снарядами) и «исходящей почтой» (американскими снарядами). Снаряды нашей артиллерии летели со свистом. А звук приближающихся немецких снарядов должен был вызывать у него напряжение и давал сигнал о том, что надо прятаться. Он, должно быть, очень быстро уловил разницу звуков, и особенно отличать звук снарядов, выпущенных из немецких орудий калибра 0.88 (а это были лучшие орудия Второй мировой, которые стреляли как винтовки). Между моментом, когда человек слышал выстрел такого орудия, и моментом, когда посланный из этого орудия снаряд падал, проходили какие-то мгновения. Просто раздавалось «бам», и вам на голову падал снаряд. Это было отличное немецкое оружие. А еще у немцев были реактивные минометы (мы называли их «визжащими мими»). Перед тем, как упасть на землю, выпущенные из этих минометов мины взлетали действительно высоко. Скрежещущий вой этих мин был слышен, и от этого звука людей сковывал ужас. Это был не артиллерийский снаряд. Мины не вращалась в воздухе, а потому издавали немного другой звук, более жуткий, чем звук летящего обычного артиллерийского снаряда. На второй день вторжения у меня от огня «визжащих мими» погибли восемь человек.

Алекс Кершо: Сэлинджер знал, что шрапнель, пулеметный огонь и осколки снарядов несут смерть. И лучшим способом остаться в живых было залечь, желательно так, чтобы лицо было ниже поверхности земли, а если это было невозможно, то надо было всегда держаться как можно ближе к поверхности земли.

Джон Кларк: Я повидал много страшного: разбросанные по пляжу куски тел, ребят, разорванных в клочья. Думаю, больше всего меня смутил вид танка с бульдозерным ножом. Танк шел по дороге и сваливал тела в канаву, чтобы они не мешали продвижению танков и грузовиков[22].

Эдвард Дж. Миллер: Как только Сэлинджер оказался на берегу, для него и остальных бойцов его полка первым делом стали организация плацдарма и его удержание. Самые кровопролитные бои происходили не на пляжах. Бои на пляжах были закончены в первые несколько часов, но настоящее кровопролитие – подлинный ад изнурительных боев – началось после того, как пехотинцы ушли с пляжа.