Матрос первого класса Кен Оукли
: Вечером перед высадкой старший армейский офицер провел с нами инструктаж. Я навсегда запомнил его последние слова: «Не волнуйтесь: даже если всех вас, высаживающихся в первой волне, перебьют, – сказал этот офицер – по вашим телам пройдут новые бойцы». Что за обнадеживающая мысль на сон грядущий[4].Шейн Салерно
: Сэлинджер был привилегированным, пользовавшимся защитой двадцатипятилетним парнем с Парк-авеню, думавшим, что война станет приключением, – эффектным и романтическим. Он воображал себя героем романа Джека Лондона и надеялся, что служба в армии разрушит замкнутость пространства, в котором он рос. Сэлинджер писал: «В моем сознании есть кое-какие мрачные воспоминания, и хотя я выбрасываю их, как только их обнаруживаю, всегда что-нибудь да остается». Его занимал вопрос, достаточны ли перенесенные им страдания для того, чтобы стать писателем. Он хотел, чтобы война закалила его, сделала его глубже как человека и писателя. Следующий год изменит его навсегда.Дэвид Шилдс
: Сэлинджер рассказал Уиту Бёрнетту, своему наставнику в писательском мастерстве в Колумбийском университете и редактору журналаВернер Климан
: Джерри был тогда просто славным пареньком. Он был очень спокойным, смирным. Было заметно, что он немного растяпа. Он отличался от других парней. Он не закреплял ремень каски. Он делал, что хотел[5].Алекс Кершо
: Личный номер Сэлинджера был 32325200. Через много лет он даст тот же номер Бейбу Глэдуоллеру, персонажу своего рассказа «Последний день последнего увольнения».Шейн Салерно
: Джон Кинан служил с Сэлинджером в контрразведке. Сэлинджер, Кинан, Джек Алтарас и Пол Фицджеральд вместе прошли всю войну. Они называли себя «четырьмя мушкетерами» и оставались близкими друзьями в течение всей жизни. Ранее Алтарас и Фицджеральд никогда не проявлялись.Джон Кинан
: Думаю, ныряльщики (бойцы подрывных частей ВМФ) ушли к берегу в 3 ночи. Зная, что происходит, никто из нас не мог спать. Было много коротких разговоров и много наигранной храбрости, бравады. Не думаю, чтобы кто-то думал, что происходящее станет величайшим событием в нашей жизни. Слава Богу, вернулись все ныряльщики. Пехотинцы начали высаживаться на берег в пять – начале шестого утра. Это была первая волна десанта[6].Эберхард Элсен
: Сэлинджер был приписан к Двенадцатому пехотному полку. Думаю, он высадился вместе с полком в 10.30 утра, почти через четыре часа после начала высадки. Но в изданной армией США официальнойДэвид Шилдс
: Очевидец высадки в Нормандии Вернер Климан, служивший переводчиком в Двенадцатом пехотном полку и друживший с Сэлинджером, сообщил, что в день начала вторжения во Францию Сэлинджер высадился во второй волне.Алекс Кершо
: В день высадки в Нормандии Сэлинджер находился на битком набитом солдатами десантном корабле, приближавшемся к берегу. Многие из этих солдат, бывших друзьями и товарищами Сэлинджера, вскоре погибнут.Вернер Климан
: Над нашими головами летели снаряды. Начиналась стрельба из личного оружия. А снаряды все летели и летели на берег[7].Эдвард Дж. Миллер
: Большинству парней было 19, 20, 21 год. Двадцатипятилетний Сэлинджер был стариком.Пол Фицджеральд
(выдержка из неопубликованного стихотворения): Позерство и похвальба не были частью происходящего. Перед нами был пляж. Подхваченный волной прилива, я увидел первого раненого.Джон Кинан
: Линейные корабли вели огонь по берегу, стараясь уничтожить доты [бетонные укрепления, из которых немецкие солдаты вели пулеметный огонь][8].Стивен Э. Эмброуз
: Волны качали десантные баржи, шедшие к берегу, преодолевая накатывавшие от берега волны, брызги которых били в лицо солдатам, настолько пугая многих из них, что люди не могли дождаться приказа высаживаться прямо в воду[9].Рядовой Ральф Делла-Вольпе
: Повсюду сновали десантные баржи, похожие на жучков, пытающихся занять удобное положение. Я еще раз плотно, очень плотно позавтракал, думая, что это поможет делу, но меня вывернуло[10].