Сэлинджер

В конце его пребывания в Дейтоне, в самый последний день, он вручил мне в качестве талисмана маленького белого слоника и сказал: «Даже если мы никогда больше не увидимся, я желаю тебе всего хорошего». А еще он сказал: «Я поцеловал бы тебя на прощание, но, как ты понимаешь, сделать это я не могу». Мы уже договорились, что будем переписываться. Перед расставанием он подошел к моей матери в вестибюле «Шератона» и сказал: «Я собираюсь жениться на вашей дочери». Не могу вообразить реакцию моей матери.

Он написал сразу же – письмо, отправленное на отель Princess Issena в Дейтона-Бич, где мы жили, пришло очень быстро. Он жил в Стэмфорде, штат Коннектикут. Адрес был на печатном бланке письма. Он просил писать ему, и мы приняли такой порядок: он писал мне, а я отвечала на его письма. «Разумеется, это был подходящий вариант».

Дж. Д. Сэлинджер (выдержка из письма Джин Миллер, 19 марта 1949 года):

Дорогая Джин,

я приехал в Нью-Йорк с ключом от номера в «Шератоне» в кармане.

Приятно думать, что ты все еще в Дейтоне – гуляешь по солнышку, сидишь в зеленых полотняных шезлонгах у бассейна, играешь в теннис в своем красном свитере.

Надеюсь, ты напишешь мне пространное письмо, Джин. Здесь холодно и уныло. Ни одной чайки не видно (чайка стала моей любимой птицей).

Твой Джерри

[258].

Джин Миллер: Мы стали переписываться. А позднее он стал отправлять мне телеграммы через Western Union. Он всегда рассказывал о своей работе. Я написала ему о его рассказе «Человек, который смеялся». Я написала, что у меня были трудности с лексикой рассказа, а он ответил, что такие же трудности возникали и у него. Это был рассказ, в котором нужны были большие слова, обеспечивающие целостность повествования.

Дж. Д. Сэлинджер (выдержка из письма Джин Миллер, 28 марта 1949 года):

Дорогая Джин,

твое письмо – единственное из когда-либо полученных мною писем, в котором есть чайки. Еще до того, как я распечатал письмо, я услышал в конверте шум хлопающих крыльев. Я поставил себе срок окончания работы – до лета, и, возможно, в течение нескольких недель у меня не будет возможности писать тебе. Но если у тебя есть время, напиши мне, хорошо? Я скучаю по тебе и думаю о тебе.

Джерри

[259].

Джин Миллер: Помню, однажды, после возвращения из Флориды, я ввязалась в крупную драку с другой девчонкой из-за своей сельской лужайки в Гомере, штат Нью-Йорк. Мы валяли друг друга по траве, и она подбила мне глаз и расквасила нос. Приковыляв домой, я позвонила Джерри. Ну, он считал, что это замечательно.

Он не сказал, как сказала мать: «Ты слишком большая, чтобы драться». Он был взрослым на моей стороне. Он всегда был на моей стороне. Он не осуждал меня. Он сказал: «Пожалуй, тебе надо взять несколько уроков карате. Может быть, я мог бы прислать тебе книгу Чарльза Атласа для девушек. Может, тебе надо что-то делать для укрепления мускулов». Он даже не смеялся. Я, конечно, плакала. Вот что я имею в виду, когда говорю, что он воспринимал меня очень серьезно.

Мы обычно играли в софтбол на переднем дворе, и он хотел знать, сколько очков я набрала, и сколько раз меня вышибали из игры. Ему нравились подростки моего возраста. В письмах или по телефону он давал мне инструкции об ударе слева в теннисе. Он не хотел, чтобы я была литературно образованной. Он хотел говорить о моих детских занятиях.

Дж. Д. Сэлинджер (рассказ «Человек, который смеялся», сборник Nine Stories, 1953 год):

Мэри Хадсон помахала мне с дальней позиции. Я помахал ей в ответ. Тут меня ничто не могло остановить. Дело было не в умении работать битой, она и махать человеку с дальней позиции умела никак не хуже[260].