Селинунт, или Покои императора

Я надеюсь, что двойное гражданство (кстати, второе какое?) спасло его от выдворения из страны, но не от конфликтов с иммиграционными службами. Я не знал, что он поехал в Нэшвилл, где похоронена его мать и где еще жил его дядя, ее брат. На это, мне кажется, следует обратить внимание. То, что закоренелый бродяга туда вернулся, уже после того как искал убежища в Соединенных Штатах, обнаруживает более благородные порывы, нежели подкапывание под Атарассо: возвращение к истокам, тяга к могилам предков. В таком преломлении Нэшвилл становился для него тем, чем Глогау в Силезии мог быть для Нерваля: местом легендарного сосредоточения.

Но боюсь, что этот последний этап его жизни был несладок. Я рассматриваю его лицо на фотографии, которую Вы прислали в последнем письме. Неужели это Жеро? Его не узнать на этом снимке, сделанном через несколько дней после операции у окна вашей палаты. Начало апреля, за окном падает снег. Этот мнимый Жеро, мое заключение о котором Вы хотите услышать, настолько же не похож на человека, которого я знал, как юный Рембо отличался от Рембо умирающего, или молодой Арто — от одержимого, находившегося в плену своих страхов и амулетов. Таким ли уж долгим был его путь? Таким ли окончательным разрыв? Кажется, уже ничто не связывает этого незнакомца с его прошлым, его молодостью, с маской красоты, прикрывающей самое разнузданное распутство ненарушимой печатью».

«Вы ждали воспоминаний современника, а уж конечно не диагноза! Своим заключением я наверняка покусился на кумира. Да и об одном ли человеке мы говорим?

Как знать. И как знать, можно ли считать человека, с которым Вас свел случай, последним звеном в этой цепи. Ну что ж, я хотел показать его Вам таким, каким он был. Многие добиваются успеха, обладая гораздо меньшими возможностями. Жеро случилось блестяще отобразить другого, подменить его собой с неоспоримым талантом. И все почему?.. У него не было жизненной позиции. Ах, он-то как раз и не применял на практике пресловутую «технику» духовного сосредоточения. Жаль! Да, очень жаль! И это говорит уже не врач, а человек, который издали или вблизи наблюдал за его неудержимым падением. Выбрал бы он музыку или литературу — а почему бы не спорт? — бизнес или все равно что, успех был бы у него в руках. В этом нет никаких сомнений. А если бы он решил всего-навсего быть самим собой — наилучший выбор, не правда ли? — ему в удел досталась бы весьма сносная жизнь. Но нужно иметь стремление схватить как можно больше, завладеть чем только можешь. А он мечтал лишь о том, чтобы от всего отделаться. Слишком много дарований, да, слишком много влечений, устремлений всякого рода — а он откликался не только на невинные призывы, уж можете мне поверить. Мы почти не касались этого вопроса, но от него не уйти: Ваш «разносторонний» аскет был совершенно невоздержан. Ему все годилось, лишь бы выглядело привлекательно. Его закоренелый плюрализм нашел проявление и в этой «пансексуальности» — более декларативной, чем выражавшейся на практике, — он привлекал к себе и девушек, и юношей. Находя единственное удовлетворение в том, что мог впоследствии утверждать: это все едино. Бунт? Вызов? Очень может быть. Это его манера быть настоящим, чувствовать себя в ладу с природой, отбрасывать страхи, двуличие, исторгнуться из хаоса и идти одному, без всяких эстетических или моральных оправданий, по довольно просторной дороге, повинуясь лишь неистовому желанию вырваться, за рамки себя самого. Возможно, здесь нужно сделать скидку на легенду, допустить, что стремление достигнуть чистоты лишь через сметание границ и постоянный отказ от обладания удерживало его в сфере обаяния, иллюзий, отвлеченности, повторяемости, где он только и витал. И что все это якобы соответствовало «всеобъемлющей картине бытия», где он был одновременно прообразом и подобием, и давало ему силы упорно продвигаться по пути, на котором излишество становится нормой.

Эту силу он в основном черпал в том чувственном богатстве, которым снабдила его природа. Если кто и жаловался на него, то уж конечно не женщины. Готов поспорить, что среди всех тех, которых он соблазнил своей ни разу не опровергнутой репутацией и с кем он спал, многие в глубине души до сих пор хранят о нем неясное воспоминание, в котором лицо мужчины стерлось, но образ любовника остался.

И здесь он ни на чем не остановился. Настоящие творцы редко бывают половыми гигантами. Таково мнение Бальзака: ржать при виде кобылиц, но предпочитать загон случке, Аркадию Лысой Горе! Это не являлось ни его мировоззрением, ни его жизненной программой. Разве упустил бы он такой случай разбазарить свои силы, да еще и получить удовольствие?