Селитра

Накануне меня просветил мой бригадир Рустам, который тоже сильно возмущался по поводу этого дополнительного 14–го «этажа». Как говорил Рустам, официально установленный норматив – 12 «этажей». Мы же грузили больше, и вся сверхплановая селитра сбывалась «налево». Это был хорошо налаженный подпольный бизнес. От него кормились не только мастер и начальник цеха, но и вышестоящее руководство. Нам, конечно, доплачивали за переработку, но это были крохи по сравнению с тем, что имели люди, управляющие этим прибыльным делом. Поэтому грузчикам в виде кости время от времени бросали колхозные тележки и закрывали глаза на некоторые незначительные прегрешения.

Хотя я теперь всё это уже знал, но не посчитал нужным здесь об этом разглагольствовать. Тем более время обеда заканчивалось, и нужно было идти работать.

14–й «этаж» меня всё–таки достал. Это случилось, когда мы били второй ряд «дальняка» во втором вагоне. Бабас или Алекс, не знаю уж кто из них, повесил «сосульку» – мешок не лёг полностью на своё место, наполовину он вывалился наружу. По–хорошему, нужно было остановить конвейер и переложить мешок. Но я понадеялся на своё мастерство, решив прищемить хвост «сосульки» верхним мешком последнего 14–го «этажа». Я совершил сильный бросок со «стакана» под купол вагона и уже сделал разворот, как «сосулька» обрушилась, потащив за собой весь ряд. Я взвыл от жгучей боли, пронзившей левую лопатку и упал на пол, придавленный грудой повалившихся сверху мешков. Бабас с Алексом начали вытаскивать меня из под них. На шум прибежал дежурный грузчик.

Я с трудом поднялся на ноги, левая рука и плечо отнялись, спину резала сильная боль. Было ясно, что продолжить работу я не смогу.

– Сам дойдешь до раздевалки? – спросил Бабас.

Я молча кивнул головой и заковылял к железной лестнице, ведущей вниз в полуподвальное подсобное помещение. А мое место занял дежурный грузчик.

Каждый мой шаг по скрипучим ступенькам отдавался острой болью в спине. Наконец я добрался до своего шкафчика, еле достал из кармана ключ, вставил его в дверной замок, повернул и… вскрикнув от дикой боли, рухнул на холодный бетонный пол.

Сколько я так пролежал без сознания, точно сказать не могу. Когда меня привела в чувство испуганная уборщица, уже светало. Вызвали дежурную грузовую машина и отправили меня домой. Помню, как в полуобморочном состоянии я вскрикивал на каждой кочке – малейшая встряска вызывала нестерпимое страдание.

9

Утром из короткого сонного бреда меня вывел громкий стук. Опираясь на правую здоровую руку, я еле поднялся с постели и отворил дверь. В комнату вошел мастер, за ним – начальник цеха. Его усы по–обыкновению топорщились.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил он.

– Ничего, терпимо.

– Вот, мы тебе тут принесли, – мастер выложил на стул огромный бумажный мешок, набитый фруктами. – Ешь, поправляйся.

– Да, выздоравливай, отдыхай. Хоть месяц, хоть два. Зарплата будет тебе идти. Только в больничку не обращайся, – попросил начальник цеха.

Понятно, чего он боялся. Производственный травматизм – вещь серьезная, За это по головке не погладят, выговор могут объявить, премии лишат. Но ещё больше начальник боялся, что всплывёт афера с 14–м «этажом». Так могли и на их подпольный бизнес выйти…

В больницу я не пошёл, а вышел на работу через две недели, когда немного оклемался. Хотя спину всё время ломило, левая рука плохо слушалась, я не спал по ночам. Под мешки я, естественно, полезть не мог, меня определили на лёгкий труд – подметать территорию цеха.

А однажды мне стало совсем худо. Утром я не смог встать с постели – ноги отказали. Соседка вызвала врачей, меня увезли в больницу.

В госпитале я провалялся два месяца. Совершенно безрезультатно. Ноги так и не пошли. Приезжал какой–то седой профессор из института травматологии. Он долго изучал рентгеновские снимки, анализы, мял мою больную спину, неподвижные ноги.

– Мм–да, редкий случай, редкий случай, – промямлил профессор и уехал.

Мне дали инвалидность и выписали домой. Я страдал от одиночества и постоянной боли в позвоночнике.

Я перестал пить таблетки, от них становилось только хуже. Я попросил Рустама, который навещал меня иногда с Тагиром, достать мне пистолет. Повеситься я не мог, да и считал такую смерть для себя позорной. Вместо пистолета они приволокли инвалидную коляску. За что им, конечно, большое спасибо, я хоть стал самостоятельно передвигаться по комнате.

Однажды забежала Галка–фасовщица. Прибралась, вымыла полы, поохала, повздыхала и испарилась.

Сначала Рустам с Тагиром навещали меня каждую неделю, потом – раз в месяц, а потом и вовсе перестали приходить.

Жена, узнав о моём положении, раздумала переезжать ко мне.

За часть моего инвалидного пособия за мной присматривала сердобольная соседка.

Я остался совсем один, всеми забытый и заброшенный калека.