Село Городище. Девочка из города. Федя и Данилка

Груня привстала на колени. Мечта вдруг откуда-то из-под облаков спустилась на землю и от этого стала еще пленительнее.

- Ребята! Ромашка! Женька! И правда, давайте подумаем! Давайте, давайте подумаем!

- Цветов насажаете, а колхоз разоренный, - неожиданно сказала Раиса скучным голосом. - Еще сколько домов строить, и скотного двора нет - скотина зимой на улице померзнет…

- Дома построят. И новый двор будет, - ответила Груня.

Она глядела куда-то вдаль - ей вспомнился весенний день, розовый кусочек разбитого блюдца, скворец над пожарищем и незнакомый человек в кителе, важный, спокойный человек с усталыми глазами… Груня снова услышала сказанные тогда слова:

«…Избы будут новенькие… желтые, со смолкой. Засверкают окнами. И стадо пойдет по деревне… И петухи запоют. И скотный двор новый поставим, со стойлами… Только очень крепко работать надо!»

- И новый двор поставим, - повторила Груня вслух, - со стойлами. И школа будет. К осени.

- Говорит, будто она знает! - засмеялась Стенька. - Тебе-то откуда знать?

- Да уж я знаю! - загадочно улыбнулась Груня, - я все знаю.

Протекло несколько светлых, задумчивых минут. Налетел ветерок, зашуршали, зашумели березовые листья над головой…

Груня вскочила, взяла грабли, подняла клок сена, помяла в руках:

- Думается - поспело. Наверно, убирать пора. Ромашка, погляди, ты лучше понимаешь!

Ромашка важно пощупал сено - почти невесомые стебельки ломались в руках.

- Пора, - сказал он.

И взялся за грабли.

ДЕВОЧКА ИЗ ГОРОДА ВСТУПЛЕНИЕ КАК ДЕВОЧКА В СИНЕМ КАПОРЕ ПОЯВИЛАСЬ В СЕЛЕ НЕЧАЕВЕ

Фронт был далеко от села Нечаева. Нечаевские колхозники не слышали грохота орудий, не видели, как бьются в небе самолёты и как полыхает по ночам зарево пожаров там, где враг проходит по русской земле. Но оттуда, где был фронт, шли через Нечаево беженцы. Они тащили салазки с узелками, горбились под тяжестью сумок и мешков. Цепляясь за платье матерей, шли и вязли в снегу ребятишки. Останавливались, грелись по избам бездомные люди и шли дальше.

Однажды в сумерки, когда тень от старой берёзы протянулась до самой житницы, в избу к Шалихиным постучались.

Рыжеватая проворная девочка Таиска бросилась к боковому окну, уткнулась носом в проталину, и обе её косички весело задрались кверху.

- Две тётеньки! - закричала она. - Одна молодая, в шарфе! А другая совсем старушка, с палочкой! И ещё… глядите - девчонка!

Груша, старшая Таискина сестра, отложила чулок, который вязала, и тоже подошла к окну.

- И правда девчонка. В синем капоре…

- Так идите же откройте, - сказала мать. - Чего ждёте-то?

Груша толкнула Таиску:

- Ступай, что же ты! Всё старшие должны?

Таиска побежала открывать дверь. Люди вошли, и в избе запахло снегом и морозом.

Пока мать разговаривала с женщинами, пока спрашивала, откуда они, да куда идут, да где немцы и где фронт, Груша и Таиска разглядывали девочку.

- Гляди-ка, в ботиках!

- А чулок рваный!

- Гляди, в сумку свою как вцепилась, даже пальцы не разжимает. Чего у ней там?

- А ты спроси.

- А ты сама спроси.

В это время явился с улицы Романок. Мороз надрал ему щёки. Красный, как помидор, он остановился против чужой девочки и вытаращил на неё глаза. Даже ноги обмести забыл.

А девочка в синем капоре неподвижно сидела на краешке лавки.

Правой рукой она прижимала к груди жёлтую сумочку, висевшую через плечо. Она молча глядела куда-то в стену и словно ничего не видела и не слышала.

Мать налила беженкам горячей похлёбки, отрезала по куску хлеба.

- Ох, да и горемыки же! - вздохнула она. - И самим нелегко, и ребёнок мается… Это дочка ваша?

- Нет, - ответила женщина, - чужая.

- На одной улице жили, - добавила старуха.

Мать удивилась:

- Чужая? А где же родные-то твои, девочка?

Девочка мрачно поглядела на неё и ничего не ответила.

- У неё никого нет, - шепнула женщина, - вся семья погибла: отец - на фронте, а мать и братишка - здесь. Убиты…

Мать глядела на девочку и опомниться не могла.

Она глядела на ее лёгонькое пальто, которое, наверно, насквозь продувает ветер, на её рваные чулки, на тонкую шею, жалобно белеющую из-под синего капора…

Убиты. Все убиты! А девчонка жива. И одна-то она на целом свете!

Мать подошла к девочке.

- Как тебя зовут, дочка? - ласково спросила она.

- Валя, - безучастно ответила девочка.

- Валя… Валентина… - задумчиво повторила мать. - Валентинка…

Увидев, что женщины взялись за котомки, она остановила их:

- Оставайтесь-ка вы ночевать сегодня. На дворе уже поздно, да и позёмка пошла - ишь как заметает! А утречком отправитесь.

Женщины остались. Мать постелила усталым людям постели. Девочке она устроила постель на тёплой лежанке - пусть погреется хорошенько. Девочка разделась, сняла свой синий капор, ткнулась в подушку, и сон тотчас одолел её. Так что, когда вечером пришёл домой дед, его всегдашнее место на лежанке было занято, и в эту ночь ему пришлось улечься на сундуке.

После ужина все угомонились очень скоро. Только мать ворочалась на своей постели и никак не могла уснуть.