Пусто было на душе. Бессмысленно. Бестолково.
И ничего хорошего не предвиделось в будущем. Ни в ближайшем, ни в отдаленном.
Мечта о рейсовике рассыпалась в прах.
В домик-бонбоньерку путь был заказан накрепко, там не жаловали неудачников.
Фонд памяти Искандера Баркаша вряд ли устоит после мер, задуманных скотиной-губернатором.
А.в кармане, связанная арканом, бесновалась одинокая вошь, и даже безотказный Егорушка, осмотрев и обнюхав покровителя, исчез с глаз долой. Не спросил дозволения, мерзавец, а просто повернулся и убрел в близлежащий проулок…
Жить не хотелось.
А умирать было страшно. И, честно говоря, не хотелось еще больше.
Посему, когда доктор искусствоведения мало-помалу начал приходить в норму, уже тут как тут вертелась здравая мысль: а не предложить ли свои услуги местному самоуправлению?
С какой стороны ни погляди, это было неплохим выходом.
В конце концов, на носу выборы, и вполне может случиться так, что кому-то из сильных мира сего пригодится для черной работы трезвомыслящий политик-центрист с опытом практической демократии в экстремальных условиях.
Почему нет?
Ну, хорошо, на должность мэра он, видимо, не потянет, Коза есть Коза, это вам не Шанхайчик, но ведь и пост муниципального советника, если вести себя хорошо, всегда может принести миску похлебки, матрасик и, чем черт не шутит, может быть, изредка даже кред-другой…
Если честно, то от одной лишь мысли о возвращении в политику Анатоля Грегуаровича замутило. Но что оставалось делать, если все, решительно все оказалось против него?
Эх, судьба-злодейка…
А между прочим, совершенно зря искусствовед Баканурски катил бочку на Судьбу. Она в это время как раз спускалась со ступенек управы. Вот она остановилась, внимательно посмотрела на несчастного, понурившегося профессора.
И спросила:
— Господин Баканурски?
Голос Судьбы был молод и звонок.
Анатоль Грегуарович приподнял голову.
Прямо перед ним, закрывая собою солнце, возвышался худощавый молодой человек, почти юноша, лет двадцати пяти, ни в коем случае не больше. В его руке была солидная кожаная папка, а темные глаза глядели остро и проницательно.
Так смотрят следователи, судебные исполнители и люди иных мужественных профессий, не привыкшие к встречным вопросам.
— Да, — искреннее недоумевая, признался доктор искусствоведения. — Баканурски.
— Анатоль Грегуарович?
— Анатоль Грегуарович.
— Место рождения?
— Старая Земля… — Востроглазый кивнул.
— Прекрасно. Ученые звания, степени?
— Доктор искусствоведения, профессор, — немедля отрапортовал Баканурски.
Эта игра, хоть цели ее и смысл были совершенно непонятны, понравилась ему. Она отвлекала от действительности. К тому же приятно было слышать, что кто-то все-таки помнит о нем, не хотелось даже задавать закономерный вопрос о причинах интереса к столь скромной персоне.
— Документы имеются? — прозвучал очередной вопрос.
Естественно, документы имелись.
Сквозь все передряги и все невзгоды пронес Анатоль Грегуарович, храня у сердца, личную карточку, утеря которой, согласно законам Федерации, равнозначна физической смерти, а также вырезку из газеты с фотографией, запечатлевшей церемонию вручения совсем еще юному аспиранту Баканурски диплома кандидата искусствоведения.
Хмурясь скорее для солидности, чем недовольно, юнец, затянутый, невзирая на полуденный зной, в темно-серый твидовый костюм, сличил предъявленные профессором документы с чем-то, хранившимся в папке.
Снова кивнул. И широко улыбнулся.
— Уважаемый Анатоль Грегуарович! Позвольте представиться: Руби. Кристофер Руби-младший, юридическая и консультационная контора «Руби, Руби энд Руби», Кон-хобар, к вашим услугам. По поручению моего клиента…
Как ни странно, произнося наконец эти слова, давно уже вытверженные наизусть, Крис не испытывал никакого трепета.
Дело было сделано. Не просто сделано, а выполнено с блеском, в кратчайшие, почти невозможные сроки. И клиент, вне всяких сомнений, будет в восторге.
Со всеми из восторга истекающими последствиями.
Строго говоря, последствия уже начались. С нынешнего дня, точнее, с тринадцати часов девятнадцати минут, он, поверенный в делах Крис Руби, стал богатым человеком, поскольку, в соответствии с контрактом, в момент обнаружения искомого субъекта вся сумма, остающаяся на кред-карте, превращалась в его призовые.
А это само по себе было достаточно много.
Если же вспомнить еще о предстоящем гонораре, то перспектива расставания с поднадоевшим Конхобаром и основания на Старой Земле солидной, со связями, авторитетом и устойчивой клиентурой фирмы становилась более чем реальной…
Еще вчера Крис не удержался бы и запрыгал от счастья.
Но минувшая ночь изменила всю его жизнь, позволив поглядеть на себя со стороны.
Ибо провел он ее вовсе не в «Денди», как предполагал, собираясь напиться, а совсем в ином месте…
Будь Крис трезв, он скорее всего опять бы прошел мимо тускло мерцающей вывески салона madame Люлю. Но, к счастью, он был пьян. Не очень. В самую меру. Как раз настолько, чтобы чрезвычайно хотелось, но совсем не моглось.